— Пусть погибнет «Голубой дьявол», обезьяны, все!
На миг вспомнилось оскаленное, чудовищное лицо японца, сверкающее светящимися фарами очков.
— Пусть погибнет варвар!.. Чтобы только не потух шнур! Беги!
Но куда? Зачем? — Чтобы наткнуться на стены или проволоку с током, пулеметы? Бежать, казалось, было некуда, но внутренний голос повелительно требует — беги!
А там, в покинутом подземелье — шнур трещит и маленький огонек все продвигается вперед…
Ох, зачем он взял такой длинный шнур… Лучше бы скорее! Невыносимо это мучительное ожидание.
— Беги! — настаивает неведомый голос.
— Бежать некуда, — отвечает рассудок.
— Все равно — беги, беги, беги!
Сливинский кубарем покатился под гору. Колючки боярышника больно ранили тело и рвали платье…
Теперь только скорость! И Сливинский мчится как лань, почуявшая смертельную опасность.
Вдали вспыхивают разрывы бомб. Еще и еще. Гулко катится по земле эхо. Взметываются фантастические огненные деревья.
Вспышки бомб яркими моментальными снимками освещают небольшую посадочную площадку. Небольшой ангар взлетает в воздух. Мечислава обдала теплая струя подогретого разрывом воздуха.
Теперь беглец уже знает, куда и зачем бежать! Только скорость! Ведь дорога каждая минута… Секунда… Куда уже дошел огонек по шнуру?
На краю площадки у самой сосновой рощицы — самолет-истребитель..
— Бууууу! Ахххх! Раздался страшный взрыв связки бомб, угодивших у аэродрома.
Ослепленный взрывом Сливинский спотыкается, падает, с проклятиями поднимается и бежит снова к заветной цели — к самолету. На аэродроме — никого.
Он добегает к истребителю. Еще горячий мотор — окрыляет надежду.
Сливинский с разгона прыгает на крыло и моментально в кабину… Не задергивая над собою щитка, нажимает кнопку стартера, прислушивается к подвыванию…
— Газ!.. И грохотом взорвался мотор — переходя в ровный гул! — Музыка! Чудная музыка!!! Какая божественная симфония!!!
Еще мгновенье и летчик от экстаза, широко расставив руки, прижимает к себе руль и…
Его, ставшее невесомым, тело подымается на могучих крыльях в воздух.
— Неужели началось путешествие в Нирвану живым? Быстрее в заоблачный простор и оттуда взглянуть, что произойдет на земле. И теперь овладевшему крыльями человеку вдруг страстно, выше всего захотелось снова жить.
А над ним в вышине вьется стайка истребителей.
— Уходи, Мечик!.. Могут сбить, ведь у тебя черные кресты на крыльях…
Одинокий самолет мчится к белеющим снегами Альпам, сразу ослепительно осветившимся, как от тонной вспышки магния.
Невероятной силы воздушная струя качнула, бросила, подхватила и швырнула аппарат, сразу же потерявший управление. Если бы внезапно в зените появилось солнце, оно бы померкло по сравнению со светом, появившимся на земле.
До самой стратосферы взлетел чудовищный столб огня и дыма, будто неожиданно разверзся огромный вулкан с кратером в десятки квадратных километров.
С замершим сердцем слышит летчик страшный гул, потрясающий горы, с которых обрушиваются и катятся вниз снежные лавины…
Наконец, летчику удается выровнять аппарат.
В поездке в Нирвану состоялась пересадка на ходу… Мечислав решает загадку: — кто мог открыть во время бомбежки стальную дверь в подземелье? Если бы не это, — «пересадка» не состоялась бы…
Самолет летит на юг. Пара часов в воздухе и под ним сереющие в предрассветной мгле тусклые очертания французских деревень…
При посадке лопнула правая стяжка шасси и «Мессершмидт», зарывшись носом, скапотировал на зеленеющем пшеничном поле.
Утром Мечислав Сливинский давал показания в авиационной части американской армии.
— Я польский летчик, бежал из плена и хотел бы еще потрепать врага…
— О-кей!..
Вскоре, выкупавшись, одетый в удобную униформу, Мечислав знакомился с новыми товарищами по оружию.
Сквозь разрывы беспокойно спешащих облаков просвечивало голубое весеннее небо. Усталые и испуганные перелетные птицы печально кричали, мечась в небе и часто меняли курс. Им стало тесно в воздушных просторах Европы в весну разгрома.
Фантастические, гудящие ключи сверхптиц, соединенные в величественные эскадрильи, бороздили небо. За серебристыми машинами — хвостами комет тянулись белые полосы отработанного, конденсированного газа. Они — будто колеи воздушных дорог, оставленные на изъезженном, истоптанном небе. Тогда в испуге замирала земля.
В марте начались солнечные, летние дни и взволнованные дикторы радиостанций лихорадочно будоражили эфир, испещренный тикающими точками-тире Морзе.
— Эрна, Эрна, Эрна! Я Нотпуль, Нотпуль! На нас с юга идут соединения самолетов… Квадрат пятнадцать! Объявите воздушную опасность…
Спустя минуту он добавлял:
— Можете дать предварительную тревогу!
— С юга идут самолеты… Много… Тысячи…
— Квадрат пятнадцать! Дайте тревогу!
Заунывно воет сирена, сковывая напряженную жизнь страны, ведущей тяжелую, затянувшуюся войну.
— Ау-ау-ау!
Люди с посеревшими, осунувшимися и усталыми от шестилетней войны лицами спешили в подвалы. Большинство уже не хотело ничего, искренне желая покоя.
— Когда же конец? — спрашивал каждый в душе, но внешне все еще лицемеря. Но уже было поздно даже лицемерить.
С раннего утра до захода солнца не утихал гул самолетов, патрулирующих над дорогами, мостами, скрещениями. Они нащупывали передвигающиеся войска, бомбардировали и обстреливали их. Всю ночь налетали британцы…
И когда-то поверженный в бою смертельным врагом орел — снова возвратился к жизни, расправил подбитые крылья и носился на них над неприятельской страной со скоростью шестисот километров в час.
Звено «ковбоев воздуха» — наводит ужас, сеет панику на земле. Услышав предостерегающий крик:
— Ябос! — все бросаются стремглав искать прикрытие.
С самолета виден развороченный железнодорожный узел.
— Станция Фульда, — глянув на планшетку, решает Мечислав Сливинский. Четверка его самолетов промчалась над разрушенными конструкциями завода.
— Кассель! Это тот знаменитый завод, где построен аппарат, поразивший меня?! — пронизывает мысль, и летчик пару раз нажимает кнопку бомбометателя.
Под ним Франкфурт-на-Майне. Груды развалин. На берегу Рейна, между Людвигсгафен и Мангеймом, искалеченный колоссальный завод-комбинат «И. Г. Фарбениндустрии». Город Мангейм снесен, но где-то под руинами на берегу Неккара «Мерседес-Бенц», запрятал под землю свой последний завод. Небольшой локомотив-«кукушка» тянет несколько вагонов. Сливинский переходит в «пике» и с страшным свистом, пожирая пространство, устремляется вниз, нажимая кнопку бомбометателя.
