Бутье кивнул на Вагнера. Старуха, не поднимая головы, глядел на циферблат своих часов.
— Ты думаешь, людей можно крутить, как стрелки? — крикнул он Вагнеру. — Я скажу тебе, потому что наконец понял: ты сошел с ума. Ты думаешь только о нефти… Пусть все сдохнут, но Вагнер, великий Вагнер найдет в Эль-Хаджи свою нефть!
Бутье метался как безумный.
— Слышите? Бур не работает. Да-да! Сломался роликовый зажим. Он никогда не ломается, но при таких оборотах… По твоей милости, Вагнер, все летит к черту. За надставкой надо ехать в Алжир. Или в Париж — это уже все равно. Я еще продержусь несколько часов на малом ходу, но нефти не будет. Ты слышишь, Вагнер, — твоей нефти не будет!
Все смотрели на Вагнера. Плечи его сотрясались от беззвучных рыданий.
— Миллионы, — хрипло бормотал он. — Миллионы тонн нефти… И вся моя жизнь… из-за куска железа ценой в триста франков!
Он прошел мимо распростертого на земле тела, даже не взглянув на него.
— Бутье! Продолжай бурить! Ты меня понял?!
Каждый человек в Эль-Хаджи таял от чужих глаз заветную мечту, без которой нельзя стоять адские часы на буровой, без которой Сахара заглатывала всех. У Бутье это были яхты. Громадная стопка журналов «Парусный спорт», подобранных по годам, лежала на почетном месте. Стены комнаты были увешаны схемами судов…
— Прежде тоже были несчастные случаи? — спросил Пьер.
Бутье развел руками.
— Как не быть… От этой жары не спасешься.
— Ну а темп разве нормальный?
— Темп вагнеровский. Старуха умеет внушать людям свои идеи.
— Какие именно?
— Понимаете, Вагнер ведь ищет не только нефть…
— То есть?
— Погодите… Нефть — это предлог, черная жидкость. А Вагнер ищет победу. И люди рядом с ним тоже начинают верить, что они из породы победителей. Иначе разве заставишь их сидеть в пекле? Когда вы приехали, чтобы остановить бурение, все закипели не только потому, что вы отнимаете работу. Нет, вы отбирали победу.
— Где можно достать роликовый зажим? — спросил Пьер.
— Только в Алжире.
— А на базе «Петролеума»? Гордон сказал мне, что все оборудование осталось там.
— Сомнительно. Да и потом…
— Что?
— Мы ведь для них основные конкуренты. Не мне вам рассказывать.
Лежа на койке Бутье и глядя невидящими глазами в цветные картинки яхт, Пьер с ужасом вспоминал мягкий шлепок упавшего тела. Хуан Гомес погиб но его вине. Тело убрали в холодильник, вскоре «дакота» компании отвезет его в Испанию, и все забудут Хуана. Только Педро, напившись, будет молотить кулаком по столу и ругать последними словами чистоплюя из Парижа, который решил, что может выстоять смену на вышке в Сахаре…
Полен присел к столику с рацией, включил питание, повернул ручку и начал монотонно бубнить в микрофон:
— Алло… Алло… Говорит Эль-Хаджи. Говорит Эль-Хаджи… Вызываю конвой КАН… Вызываю конвой КАН… Как слышите меня? Прием.
В наушниках кто-то отчетливо заговорил по-арабски. Полен поправил настройку.
— Говорит конвой КАН… Говорит конвой КАН… Вас слышу… Как поняли меня? Прием.
— Слышу вас два на пять.
Сквозь треск разрядов голос стал четче.
— Эль-Хаджи… сейчас лучше?
— Слышу вас пять на пять. Где находитесь?
— Алло, Эль-Хаджи! Находимся в оазисе Уаргла.
Полен схватил красный карандаш и обвел кружком местонахождение грузовиков компании. Уаргла, сколько до нее? Триста с лишним километров.
— Очень медленно… Алло, Уаргла? Слышите меня?.. Почему так медленно едете?
— Алло, Эль-Хаджи… Слышу вас три на пять.
— Я говорю — давайте быстрей! Мы очень торопимся! Конец.
— Вас понял, Эль-Хаджи. Конец.
Полен снял наушники. Солидный кусок Сахары разделял на карте кружок в Уаргле и звездочку в Эль-Хаджи… Сколько времени займет демонтаж установки? А обратный путь? Но уж теперь, по крайней мере, есть гарантия, что уберемся отсюда. Если бы Вагнер выиграл, пришлось бы торчать здесь бог знает сколько времени. Будь его воля, он бы взорвал весь лагерь. Но сейчас уже нет смысла: ротор сломался сам. Без его помощи…
Возле «джипа» стоял Садык, разглядывая канистры с горючим, загромоздившие заднее сиденье.
— Уезжаешь? — спросил он Пьера.
— Попробую добраться до базы «Петролеума».
— Я с тобой.
— Нет, Садык.
— А ты найдешь дорогу?
— У меня есть компас и карта.
— В пустыне компас сходит с ума. А на карте не помечены дюны. Когда поднимается ветер, они гоняются друг за другом, как верблюды-несмышленыши… Ты подумал о воде?
— В общем, да…
— Надо дождаться вечера, спадет жара. И потом, в пустыне не ездят в одиночку. Пошли, наполним бурдюки…
«Джип» плыл по пустыне. Словно в открытом море, они попадали то в холодное, то в теплое течение. Трижды они застревали в «плывуне», и задние колеса беспомощно буксовали. Приходилось отгребать песок лопатой и подкладывать под колеса брезент. Будь за рулем Пьер, он вообще не смог бы отъехать от лагеря. Инстинкт подсказывал Садыку, уроженцу пустыни, где наиболее предательские места.
Они покинули Эль-Хаджи в сумерках. Вагнер не выходил из барака. Бутье хлопотал на буровой, остальные бродили по лагерю как потерянные. Вышка была сердцем Эль-Хаджи, и теперь, когда оно едва билось, лагерь почти перестал подавать признаки жизни.
Они промчались мимо плантации, и мальчишки, вопя от восторга, бежали за пыльным хвостом, поднятым машиной. Солнце опускалось за дюны, бросая на склоны длинные голубые тени. Садык сидел, напряженно сжав руль. Ноздри его тонкого носа подрагивали.
— Сменить тебя? — предложил Пьер.
— Еще нет. Надо торопиться. Когда поднимется ветер — шерги, мы не сможем ехать.
— Но машина оборудована фильтрами.
— Ты не знаешь шерги. Люди иногда погибали в десяти метрах от палатки.
Пьер развернул карту и пытался ориентироваться по компасу. Садык был прав: стрелка, обезумев, крутилась во все стороны.
Дюны вокруг были абсолютно одинаковые, и, казалось, что «джип» стоит на месте. Машина и вправду остановилась.
— Четвертый плывун, — буркнул Садык, выключая мотор. — Сиди, следующий будет твой.
На этот раз завязло левое заднее. Садык начал яростно работать лопатой, потом стал подсовывать под колесо брезент. Он лег на живот и замер.
— Садык, что там?
Ни слова не говоря, тот вскочил на ноги и бросился прочь от машины. Он отбежал метров на пятнадцать, размахнулся и изо всех сил швырнул какой-то предмет.
— Садык…
