— Какой палки?
— Которую мы называем научно-технической революцией. Эдакими тремя большими буквами пишем...— Он помолчал, потом хлопнул ладонью по колену:— Ну, так будем жить ее временем!
Мимо проплывала лодка, и Димка неизвестно для чего приглашающе замахал рукой. Лодка повернула к нам. В ней сидели двое мужчин и молодая женщина. Судя по одежде и отсутствию всякого снаряжения, они приехали не на охоту. Я не знал, зачем они понадобились Димке, и пошел заготавливать камыш для завтрашней маскировки на зорьке. Связывая мясистые ярко-зеленые стебли в пучки, я видел, как Моргунов что-то говорил женщине и та удивленно слушала его, оглядываясь на своих спутников. Потом, засмеявшись, она пошла с ним к палатке. Когда они уезжали, Димка достал из садка двух больших сомов и бросил им в лодку.
Я еще долго возился с камышом, а когда вернулся,. спросил:
— Кто они?
— Проектировщики,— ответил он.— Здесь думают отхватить кусок плавней под рис. А знаешь, откуда эта шатия с ружьями подвалила? Возле деревни построили рыболовную базу, моторок на ней нет, ну а весельных деревяшек хватает. Вот охотнички и приспособились: везут из города свои моторы берут напрокат лодки — и с приветом! Хорошо что хоть в сентябре эту лавочку закроют — так что зря мы с тобой перепугались.
Остаток дня мы посвятили ловле живцов. Много лет добыча живцов была для нас канительным, хлопотным делом. Чтобы поймать десяток-другой рыбешек, мы тратили уйму времени, плюхаясь с сеткой по всевозможным лужам и заводям. Порой одно воспоминание о живцах отбивало охоту к рыбалке. Так продолжалось до тех пор, пока два молодых парня не помогли нам.
Как все гениальное, приспособление для ловли живцов оказалось до обидного простым. Чтобы поймать чертовых малявок, требуется обыкновенная стеклянная банка или бутылка из-под кефира. Горлышко завязывается марлей или женским чулком, в завязке делается небольшая дырочка, а в посудину бросается картошка или корка хлеба. Самолов готов. Теперь остается только опустить его на шнурке в воду и смотреть, как туда полезут живцы. Иногда мне казалось, что они даже пищат от нетерпения, протискиваясь в стекляшку.
Когда живцов набралось достаточно много, Димка пересадили их из ведра в специальный садок, но наживлять не стал,
— А ну ее к черту, эту рыбу! Куда нам столько? Вечером мы долго сидели у костра, смотрели, как падали звезды, и воевали с «хозяйками». Привлеченные запахом пищи, к нашему лагерю начали стягиваться полевки-экономки. Таково их научное название, но охотники окрестили их просто хозяйками. Полевки по своим размерам с небольшую крысу, хотя хвост у них короче и морда не такая острая. Живет эта большая мышь в земляных норах, ведет ночной образ жизни. В иные годы полевки — настоящее несчастье для рыбаков и охотников. С наступлением сумерек хозяйки выходят на промысел, и горе тогда непредусмотрительному охотнику — они сожрут все его продукты, наделав дыр в рюкзаках. Бороться с ними трудно, они настойчивы, и единственный способ спасти припасы — упрятать их в металлическую упаковку. Уберечь от этих существ добытых уток — целая проблема. Я не знаю, чего у них больше — нахальства или глупости, но ночью они совершенно не боятся человека: если к сапогу пристанет кусочек пищи, хозяйка начнет его обгладывать, нисколько не смущаясь тем, что сапоги на ногах человека и что тот в упор смотрит на нее.
— В следующий раз надо захватить кота,—вполне серьезно сказал Димка, укладываясь спать, и я согласился с ним,
Брагин приехал часов в пять утра. В лодке его лежал охотничий челнок, стояли ящики с подсадными.
— Вы хоть место себе захватили?— спросил он.
— - Это точно — скоро за место на болоте будем ходить врукопашную,— отозвался Димка, с кряхтением натягивая резиновые сапоги.
— Ну, так куда поедем?
— Куда-нибудь, Серега... Слава богу, за мое отсутствие охотники не очень поумнели... Все прут к черту на кулички, и каждый думает, что чем дальше — тем лучше и уток, конечно, невпроворот. Ну а мы своих и здесь подождем.
— Где здесь?— насторожился Брагин.
— А вот выйдем на берег Ханки и покараулим.
— Ни черта мы там не убьем!— не согласился Сергей.
— Как друга беру тебя с собой, только потом никому не рассказывай,— поднялся Димка.
Сергей не стал спорить, но был недоволен.
Наш караван из челнока и двух лодок поплыл вниз по Заманухе, когда самые нетерпеливые из охотников уже «распечатали» утреннюю зарю. К тому времени, когда мы поставили чучела и выпустили подсадных, выстрелы хлопали один за другим. Мой скрадок—самый ближний к реке, где-то дальше по берегу озера сидят Брагин и Моргунов. Нас разделяют камыши, и я их не вижу. Выпущенная на мелководье, подсадная успокоилась, обкатила себя водой, помахала крыльями, прихорашиваясь, и, пробуя голос, трижды крякнула. Склонив набок голову, утка к чему-то прислушалась и закатилась долгим неистовым криком. Почти сразу ей ответила подсадная Брагина, и уже откуда-то издалека донесся голос утки Моргунова. Сестры работали дружно, но прошло и десять и пятнадцать минут, а к нам никто не летел. За нашей же спиной гремела настоящая канонада.
«Неужели Сергей был прав?»— подумал я, но в это время со стороны устья Заманухи появилась пара кряковых. Они описали полукруг и пошли на Брагина. Я знал, что он не станет стрелять сидячих, и потому проследил за ними взглядом. Сергей сделал дуплет и промахнулся. Пока я следил за кряквами, надо мной пролетел табунок чирков. Я с запозданием поднял ружье, и одна птица упала далеко в тростники, где мне было ее не найти. И как всегда бывает на охоте, за неудачным началом пошло такое же продолжение. Стайки уток стали появляться одна за другой, но все они почему-то не хотели подворачивать к моим чучелам с подсадной. Но даже по тем, которые подлетали, я безобразнейшим образом мазал. На каждую сбитую птицу у меня уходило по четыре-пять патронов. Впрочем, это меня не очень удивило. Все было в порядке вещей: стендовую стрельбу я уже давно забросил, ружье не брал в руки целый год, и потому нечего было огорчаться своим промахам. Меня удивляло другое: почему все утки так упорно тянулись к скрадку Брагина? Может быть, я никогда и не узнал бы об этом, если бы не случай. На какое-то время все наши подсадные замолчали, и когда в воздухе появился выводок крякв, моя утка первой заметила их. Она сразу же дала осадку, и кряквы, остановив крылья, пошли по кругу. Но тут закричала подсадная Сергея, и дикарки, раздумав садиться, полетели в его сторону. Смутная, неуверенная догадка мелькнула тогда у меня, но когда такое повторилось трижды, я уже знал, в чем здесь дело. Моя подсадная работала добросовестно, но очень уж монотонно звучал ее голос. Что-то механическое и бесстрастное было в ее звуках, словно утка надрывала горло по опротивевшей обязанности, от которой нельзя отвертеться. А у скрадка Брагина кричал страстный, горячий комок дикой плоти, зовущий к единению крыльев. В этом был весь секрет. Моя утка с одинаковым равнодушием крякала при виде пичуг и диких собратьев и могла запустить длинную осадку в пустое небо, только напрасно переполошив меня. Подсадная Сергея не кричала так часто, но когда раздавался ее голос — я уже знал, что ему нужно быть начеку. Стрелял Брагин много, но, пожалуй, еще хуже меня.
