Тем временем разом рассвело, как это всегда бывает в экваториальных странах.
Из-за ужасного преступления, сопровождавшего побег, администрация острога приняла самые энергичные меры к розыску преступников. Весь многочисленный персонал острога, забрав имевшиеся на судах свободные шлюпки и заручившись содействием муниципальной полиции, принялся за дело.
Одни обыскивали во всех направлениях окрестности рейда, другие, пешие, обшаривали длинными баграми илистые отмели берегов, смело подвигаясь вперед по этой вязкой, размытой илистой почве, в которую они местами уходили по пояс. Поиски продолжались все утро, несмотря на то, что были сопряжены с серьезной опасностью и при том страшно утомительны.
Было истинным чудом, что беглецов все еще не разыскали: много раз охотники за людьми проходили так близко, что слышны были их шаги и голоса.
Запрятавшись по уши в зловонную тину, дрожа от страха за свою жизнь, мучимые голодом, иззябшие до костей от длительного пребывания в воде, продолжавшегося без малого двенадцать часов, эти несчастные испытывали адские муки. Но вскоре их страхи должны были возрасти еще более: приближалось время прилива. Издали уже начинал доноситься шум прибоя, который должен был изгнать беглецов из их илистого убежища, как внезапный разлив и наводнение выгоняют из берлог и нор диких лесных зверей.
Правда, и охотившиеся за ними люди тоже принуждены были отступить. Они при этом оцепили весь берег как со стороны суши, отрезав всякий доступ с отмели, так и со стороны моря или, вернее, залива. Люди же, находившиеся в лодках, теперь, благодаря приливу, могли подойти гораздо ближе, до самой зеленой чащи камышей, водорослей и корнепусков.
— Мне кажется, нас выкурят! — пробормотал угрюмо Шоколад, с трудом выбираясь из тины. — Придется пуститься вплавь, если не хочешь утонуть, стоя на месте; а как только мы поплывем, нас и сцапают, голубчиков!
— Не сразу! — отозвался Луш. — Пусть каждый из вас ухватится за корни как можно крепче, чтобы повиснуть на них в первую минуту, когда подойдет первый вал, и при том не высовываясь слишком заметно из воды. Мы провели уже двенадцать часов в тине, теперь проведем еще столько же в воде… Ну, живо! .. Ведь другого выбора нет! .. Эх! Вот счастье-то привалило! Этого я никак не ожидал.
— Что такое?
— А вот там видишь, на расстоянии не более ста метров впереди, на заливе между камышами и кустами, коричневая кровля… Это, наверное, рыболовная лодка Аннамита!
— Ну, так что же?
— Молчи! Ставь пирогу так, чтобы ее подняло волной, да не забудь про абордажные палаши… Ну, а теперь за мной, ползком к заливу… к рыболовной лодке! ..
И все семеро каторжников, безобразно перемазанных илом и тиной, повинуясь команде своего предводителя, стали ползком пробираться в указанном направлении. Но вот набежал первый вал прилива и в один момент покрыл их; они с отчаянием уцепились за корни, перевели дух и снова направились дальше.
— Эй, — заметил один из них, — нас всего семеро вместе с Лушем!
— Это Нотариуса не хватает! — отозвался последний. — Ну, тем хуже для него! Остальные — вперед!
— Ах, вот он… Он ударился головой о корни; его оглушило, но я не хочу оставлять здесь беднягу! — сказал Шоколад, взваливая его себе на плечо.
Но вот набежал второй, затем третий вал; каторжники пустились уже вплавь и достигли края залива.
Луш не ошибся. Это действительно была крытая лодка с темно-коричневой крышей из листьев.
На носу стоял невозмутимо спокойный Аннамит, занятый починкою своих сетей.
Каторжник бесшумно нырнул у самой шампанки и затем, поднявшись на руках, поднес под самый нос азиата острие своего абордажного палаша.
— Ни звука, не то я тебя мигом выпотрошу!
Человек, к которому были обращены эти слова, с недоумением обернулся и залепетал:
— За что ты хочешь убить меня, господин Луш? ..
— Заткни свою глотку! Нас здесь восемь человек беглых, спрячь нас в твоей скорлупе. Если надзиратели станут тебя спрашивать, не видал ли ты нас, ты скажешь, что не видал. Если ты только проронишь одно лишнее слово или подашь какой-нибудь знак, то помни, что прежде, чем нас задержат, я заставлю тебя проглотить мой палаш по самую рукоятку… Понял?
Аннамит утвердительно кивнул головой. Вслед за Лушем и остальные беглецы, мокрые и облепленные тиной и илом, один за другим взобрались на лодку. Шоколад волочил за ворот блузы бесчувственного Нотариуса, которого он не хотел покинуть.
В один момент все они зарылись под сети, циновки и всякое тряпье, валявшееся под навесом плавучего жилища Аннамита, среди груды рыболовных снастей и домашней утвари, — а рыбак как ни в чем не бывало продолжал чинить сети.
Весь этот маневр мог остаться незамеченным благодаря только тому, что лодка буквально врезалась всем своим корпусом в небольшую бухточку залива.
Теперь беглецам нечего было больше опасаться, кроме обыска на судне. Впоследствии же они узнали, что именно с этого и началась охота за ними. Не найдя на лодке ничего подозрительного, власти и их подчиненные не подумали даже, что беглые, умиравшие от голода, утоляли его теперь сырою рыбой из запасов Аннамита. Сами преследователи, измученные и усталые, возвращались на понтон с безуспешных поисков, считая, что разыскиваемые ими негодяи утонули.
Аннамит, также бывший ссыльный, переведенный теперь в разряд поселенцев с воспрещением покидать пределы колонии, не хотел да и не мог ни в чем отказать своим прежним товарищам по каторге.
Луш приказал ему, с наступлением ночи, отвязать свою лодку и подняться по «Обысканному заливу» вплоть до устья Мажури. Он покорно повиновался, добыл весла, и вскоре грузная и неповоротливая лодка, под усилием нескольких пар дюжих рук, бесшумно заскользила по тихим водам безлюдного канала.
Через два с половиной часа они достигли устья Мажури, которое в сущности представляет собой не что иное, как слияние Комтэ и Ораню.
Воспользовавшись тремя с половиной часами прилива (так как в Гвиане навигация на большой части реки возможна только во время прилива), они поднялись, не останавливаясь, вверх по реке, минуя батарею Трио, едва видную во мраке, и величественные холмы Ремир, где мирно жил в течение двадцати лет ссыльный Бимго-Варенн. Беглецы так усиленно работали веслами, что им удалось достигнуть холмов Рура повыше залива Гавриила, против которого находится пристань Ступана.
Когда наступил отлив, местность стала слишком населенной, они причалили к правому берегу и высадились здесь, получив от Аннамита целый груз свежей рыбы, несколько пригоршней соли, немного муки и огниво.
