— Конечно, оплошал я, неприятности может принести вам этот случай, лишитесь вы всякого доверия, лишитесь своего капитан ского мостика, не хотел я раздувать это дело и не сказал об этом никому. Думаю, решат, что Сухов исчез просто так, упал случайно за борт, а если вскроется, что хотел удрать, заранее готовил уход, тут совсем другое дело. Я обещаю, Петр Петрович, никому ни слова, твердо обещаю… Сухов давно на дне, следов в океане не остается. Я думаю, для всех лучше — чтобы меньше шума было, и вам будет спокойнее тоже.
— Как? Что вы советуете мне?! — возмутился Малов. — Кто бы ни был Сухов, хотел ли он удрать или… Мы все равно найдем его! Я Сухова знаю много лет… — Малов повернулся, закрутил иллюминатор, потом, не оборачиваясь, добавил: — Впрочем, людей пока не будоражьте, молчите, а сейчас уходите, я вызову вас, когда закончим поиск.
У Малова не было времени анализировать события, лишь одна мысль не давала ему покоя: кого теперь искать? Друга, старого опытного штурмана или же врага, хуже — предателя! Думать об этом не хотелось. Может быть, было у Сухова просто отчаяние, минутное настроение. Запутался: жена, Людмила. Влюбился. С возрастом человек становится сентиментальным, уязвимым, а тут сплошные истории. И если все, что рассказал Ефимчук, правда… Значит, это задумано заранее, подобрано наиболее удобное время — после замета, судно с кошельком не может двигаться, значит, не ринутся в погоню сразу же. Люди спят беспробудно после ночной рыбалки: все учтено. Но повар — тоже штучка! Не поднять тревоги, таиться, по его словам, во благо команды, для капитана. Конечно, в чем-то он прав, потом на берегу затаскают, задергают: не усмотрел, не разобрался — какой ты капитан! И пожалуй, впервые закралась в Малова неуверенность, не находил он ясного ответа сомнениям, пытался вспомнить все, что связано с Суховым, чтобы найти ту трещину в нем, которую прозевал, и не находил ее.
Когда Малов поднялся в рубку, там сидел старший помощник. Это был совсем молодой парень с лихо закрученными гусарскими усами и бакенбардами; даже здесь, в океане, он не расставался с пошитой по специальному заказу фуражкой, отличающейся высокой тульей. Дело свое старший помощник, несмотря на свои двадцать три года, знал, и лоск у него был только внешний, идущий, наверное, от тех романов о флоте, которых он вдоволь начитался, от желания нравиться девчонкам. Здесь, на борту, старпом был исполнителен и невозмутим. И эта его невозмутимость бесила Малова.
Несколько раз Малов проверял прокладки, но ошибок в записях по судовому журналу не было. В старпоме была точность отлаженного механизма. Единственное, что смущало старшего помощника, то, что на судне многие звали его Витюня. Старпом этого не терпел и всякий раз поправлял: Виктор Ильич — пора усвоить. Малову же возражать не решался и Только однажды на переходе попросил: «Капитан, в порядке поддержания дисциплины на судне, поймите — я давно не младенец!»
Петр Петрович чувствовал, что этот молодой штурман — без пяти минут капитан, стоит чуть оступиться — и он на твоем месте. И оттого, что он знал, как гладок и прост его путь — путь специалиста с дипломом высшей мореходки, Малову всегда хотелось поставить этого мальчишку на место, ткнуть его носом в допущенные промахи. Они несколько раз крупно стыкнулись. Еще на отходе старпом уперся, как баран в новые ворота, и стал требовать от снабженцев замены тросов: он, видите ли, нашел, выискал где-то порванные пряди, и вынь да положь ему новые. Это грозило сорвать отход судна, и Малов, только что получивший назначение, боялся попасть в неловкое положение. Он не хотел и не мог подводить управление, которому обещал выйти в оговоренный срок.
«Забудьте ваши учебники! — закричал он тогда на старпома. — Здесь рыбацкий флот, а не богадельня, и если вы этого не поняли сразу, списывайтесь, пока не отдали концы! Мне отвечать за отход, а не вам!»
Старпом промолчал, но от снабженцев не отвязался, пока не привезли на судно новую бухту троса. Настырности у него не отнимешь, но понятий о работе еще никаких. На первом же удачном замете разорался на весь эфир — и что пишет эхолот, и где косяк — показать себя задумал. Тут уж Малов не выдержал: выставил его из рубки, но тот так ничего и не понял. «А что, — говорит, — здесь такого, что и другие суда позвал?» Добренький за чужой спиной! Но при всем этом надо отдать ему должное — умен!
Старпом обстоятельно доложил Малову, каким курсом двигается сейнер, кто идет справа, кто слева, какие были распоряжения с «Крыма», о том, что начальник экспедиции перешел на «Наяду» и когда полагает прибыть на борт «Диомеда». Здесь же, в рубке, вертелся и ворчал стармех Кузьмич, теперь он был, как всегда, прав. Малов не прислушивался к его бормотанию, и тогда Кузьмич стал причитать громче, что-то вроде того, что вот до какой жизни доводят себя некоторые, что не надо было разрешать Сухову переходить на борт «Крыма», что таким вещам не надо потакать в море.
— Успокойтесь, Кузьмич, — сказал ему Малов. — Вы правы, успокойтесь.
Старпом дождался, когда Кузьмич ушел из рубки, и, отведя Малова в сторону от рулевого, сказал тихо:
— Капитан, я проверил плотики. Один из них разнайтован.
Я нашел эту карту и несколько ракет — вот здесь, в рундуке, все это.
— Ясно, — сказал Малов. — Прошу об этом пока никому не говорить, после вахты все в пакет и ко мне в каюту.
— Вас понял, — четко ответил старпом.
«Вот и этот «гардемарин» докопался. Стоит ли говорить с ним, чтобы не болтал? Но он не поймет ведь», — подумал Малов.
В открытые лобовые окна рубки было видно, что туман идет на убыль, он уже не был таким плотным, как несколько часов назад. Справа и чуть впереди по курсу была видна плавная корма спасательного буксира, слева росли очертания траулера. Ти-фоны методично буравили воздух, всхлипывали и вновь смолкали. Матросы толпились вдоль бортов, и боцман стоял прямо у штевня, плотно прижав к глазам черный бинокль.
— Видимость пять баллов, — сказал старпом. — Если и дальше так пойдет, то это значительно облегчит дело, если…
Он не договорил, пристально посмотрел на своего капитана. Малов промолчал, потом еще раз связался по радио с капитанами, занятыми поисками. Нигде ничего нового, только все выражали надежду, что теперь, когда туман рассеивается, шансы спасти Сухова значительно увеличились.
Капитан плавбазы «Крым» Аверьянович, когда речь заходила о судовых женщинах, говорил:
— Если вы видите на палубе базы веселую, улыбающуюся женщину, которая не идет, а скользит, полная счастья, то непременно в какой-нибудь бригаде или вахте отыщете изможденного, двигающегося как тень члена экипажа, неспособного выполнять плановые производственные задания.
