Базиль и Франсуа вскочили и крикнули Люсьену, чтобы он был настороже. Но, к огромному их удивлению, симмароны, как будто еще более испуганные их криками, обнаружив, что отступление отрезано, прыгнули в пропасть и исчезли из виду.
«Они, должно быть, разбились насмерть», — подумали Базиль и Франсуа. Подозвав Люсьена, все трое побежали к тому месту, откуда прыгнули животные, и посмотрели вниз. Внизу мальчики увидели равнину — и никаких большерогов. Что с ними стало?
— Вон там! — закричал Франсуа. — Вон они бегут!
И он указал далеко в прерию, где по направлению к утесам Льяно Эстакадо летели, как ветер, какие-то рыжеватые существа.
Люсьен обратил внимание братьев на несколько узеньких выступов на скале — ими-то животные и воспользовались при спуске и таким образом очутились внизу.
Как только симмароны исчезли из виду, охотники повернулись к тем двум, которых они подстрелили. Самец и самка лежали, вытянувшись на траве, мертвые.
Мальчики уже хотели начать свежевать их, когда Базиль и Франсуа вспомнили про первого симмарона: им было интересно узнать, действительно ли большерог свалился в пропасть случайно или прыгнул туда намеренно. Они подошли к самому краю, заглянули вниз и увидели, что росшее на откосе прямо под ними дерево сильно сотрясается, а в его ветвях — большое рыжее тело. Это был симмарон. Юные охотники с удивлением обнаружили, что он висит, зацепившись огромным рогом за ветку дерева. Все тело большерога висело в воздухе: он брыкался и извивался. Было ясно, что животное свалилось с утеса нечаянно и запуталось в ветвях сосны. Жалко было глядеть на бесплодные попытки бедного существа освободиться, но не было никакой возможности снять его с дерева, так как симмарон был вне пределов досягаемости. И Базиль, чтобы положить конец мучениям большерога, зарядил ружье и выстрелил ему в сердце.
Выстрел не изменил положения симмарона, поскольку его рог все еще был обвит вокруг ветки, но животное перестало биться. Ему суждено было оставаться там до тех пор, пока его не увидит издалека какая-нибудь хищная птица и не прилетит сюда, чтобы очистить от мяса этот раскачивающийся труп.
Глава XXVIII. ОСАЖДЕННЫЕ МЕДВЕДЯМИ
Юные охотники отложили ружья, вытащили ножи и освежевали симмаронов с ловкостью заправских мясников. Затем они разрезали мясо так, чтобы было удобнее отнести его в лагерь. Шкуры им были не нужны, поэтому они так и оставили их лежать на земле.
Как только туши были разделаны, каждый мальчик взвалил на плечо по куску, и они понесли все это к ущелью, намереваясь потом вернуться и забрать остальное. Достигнув места, где тропинка поднималась на плато, они увидели, что им будет трудно спускаться с такой ношей, так как гораздо легче взбираться на скалу, чем спускаться с нее. Тут возник другой план: бросить куски мяса под гору, перед собой, чтобы те скатились вниз сами. Это было нетрудно сделать. Мясу это не повредит, так как они хотели его впоследствии разрезать, чтобы высушить, а грязь и песок потом можно будет легко отмыть в ручье.
Этот план был принят сразу, и, приподнимая кусок за куском, мальчики сбросили мясо вниз с утеса. Увидев, что оно лежит уже на дне между камнями, они вернулись к тушам, взяли новую порцию и опять направились к ущелью.
Когда наши охотники подошли ближе к краю, чтобы сбросить куски, их глазам представилось такое зрелище, которое заставило всех троих тут же выронить свою ношу.
Внизу, на дне ущелья, расхаживало между кусками мяса ужасное, громадное и безобразное животное. Его огромный рост, длинная, косматая шерсть серовато-коричневого цвета, а самое главное — свирепый вид, не оставляли у наших охотников сомнения в том, что это за животное. Страшное чудовище гор ни с кем нельзя было спутать — это был медведь гризли!
Он был почти вдвое больше обыкновенного медведя и в других отношениях также отличался от него. Уши его стояли прямее, чем у простого медведя, темно-желтые глаза сверкали еще больше и свирепее, голова и морда были шире; длинные изогнутые когти, выступающие из косматой шерсти лап, были ясно видны даже с вершины утеса. Медведь только разорвал когтями один из кусков и жадно пожирал его. Он был так занят, что не заметил мальчиков.
Все трое, как я уже сказал, выронили на землю свой груз и, взглянув вниз, кинулись опрометью за ружьями, схватили их и тщательно осмотрели. Ружья были уже заряжены.
Юные охотники осторожно подкрались к ущелью и снова заглянули вниз. К своему ужасу, они увидели, что там уже не один медведь, а целых три. Один, поменьше других, отличался от них и по цвету. Он был совсем черный, и его можно было бы принять за взрослого медведя черной породы, однако это был просто большой медвежонок, а двое других — его родители.
Все три медведя раздирали свежее мясо, явно очень довольные, и не задумывались над тем, откуда им привалило такое неожиданное счастье. Время от времени они громко рычали, как бы выражая удовольствие, а иногда, когда медвежонок мешал есть старому медведю, тот ворчал на него. Медведица, наоборот, раздирая на части мясо, клала самые лучшие куски перед своим черным детенышем и легкими ударами лапы как бы увещевала его, чтобы тот ел. Иногда медведи ели, стоя прямо, держа мясо передними лапами; иногда клали кусок на скалу и поедали его со всеми удобствами. Пасти и когти медведей покраснели от крови, остававшейся в разделанном наспех мясе, и это придавало всему трио еще более свирепый вид.
Наши путешественники глядели вниз на эту сцену с чувством крайнего ужаса, смешанного с интересом. Они слышали такие рассказы о медведях гризли, которые наполнили бы страхом и самое отважное сердце. Мальчики знали, что ни один охотник, если он пеший, никогда не решится напасть на гризли. Даже верхом и хорошо вооруженный, охотник отважится сделать это только в открытой местности, где он может спастись благодаря быстроте своего коня. Мальчики знали также, что медведь гризли, даже раненный несколькими пулями, частенько преследует охотников в прерии, ибо и двадцати пуль мало, чтобы свалить гризли.
Все эти факты мгновенно пришли на память нашим юным охотникам, и неудивительно, что они трепетали от страха.
Положение их было незавидное. Медведи занимали ущелье, и никакой другой тропинки, по которой мальчики могли бы спуститься к лошадям, не было. Во время своих утренних поисков они обошли вокруг почти всего холма и видели, что он был отвесный со всех сторон. Как им добраться до своего лагеря? Был только один путь — вниз по ущелью, но, стоит им попытаться пройти по нему, медведи обязательно нападут на них.
Мальчики, испуганно глядя друг на друга, переговаривались шепотом. Все трое хорошо понимали опасность положения. Уйдут ли медведи из ущелья, после того как насытятся? Нет. Пещера, которую заметили юные охотники, несомненно, служит логовом этим медведям. Даже если гризли войдут в нее, какая гарантия, что они не выпрыгнут оттуда, когда мальчики будут спускаться вниз? И тогда звери легко настигнут их среди камней и кустов. Если мальчики попытаются спуститься, кто-нибудь из них погибнет, а может быть, и все. Не выйдут ли медведи на равнину? Может быть, они отправятся к источнику, чтобы напиться, или еще за чем-нибудь? Но даже если гризли отойдут, они увидят, как мальчики будут спускаться, и могут легко нагнать их, прежде чем те достигнут лагеря или своих лошадей. Лошади пасутся на свободе и находятся сейчас далеко в прерии. В этих мыслях было мало утешительного, а еще меньше — в предположении, что свирепые звери не удовлетворятся съеденным и им придет в голову вскарабкаться на вершину и поискать, нет ли там еще мяса. Последнее было страшнее всего, так как мальчики знали, что на всем плато нет такого места, где можно было бы спрятаться надолго, а спуститься вниз, если медведи обнаружат их и будут преследовать, совершенно невозможно.
