— Это где примерно?
— Вон в том направлении, только сейчас не разглядишь ведь ничего. Но у меня есть точный план территории полигона. Вот взгляните, пожалуйста.
Полковник некоторое время сосредоточенно рассматривает ватман, который развернул перед ним Джансаев. Рослый лейтенант-связист подсвечивает им электрическим фонариком.
— Сейчас, конечно, идти туда нет смысла, — задумчиво, будто размышляя вслух, замечает Астахов. — Можем только все дело испортить. Впотьмах ничего не заметишь, а освещать опасно. Но и ждать до утра рискованно — «еж» может переменить позицию… А вы как считаете, товарищ капитан?
— Я не разделяю ваших опасений, товарищ полковник, — спокойно произносит Уралов. В последние дни он очень нервничал, всячески скрывая это от других. Теперь же, когда его гипотеза почти подтвердилась, прежнее хладнокровие вернулось к нему. — Найти позицию с хорошим обзором местности в степи, да еще при ограниченных размерах «ежа», не так-то просто. Думаю, что без крайней надобности он не двинется с места, ибо, надо полагать, никто не подаст ему команды сменить позицию, чтобы не прозевать завтра запуск «новой» ракеты.
— А первый импульс, который засекла «Дельта-17»?
— Он, скорее всего, означает команду «внимание», предписывая этим стабильность позиции «ежа». Весьма возможно, правда, что импульсом этим изменяется и режим его работы.
— Вы полагаете, что от него теперь потребуется более частая информация?
— Да, весьма возможно.
— Ну что ж, — заключает Астахов, — будем в таком случае считать, что мы достигли первого существенного успеха. Пусть ваши радисты, товарищ старший лейтенант, посменно дежурят у пеленгаторов всю ночь.
На рассвете в помещение, в котором прилег на часок Уралов, осторожно входит старший лейтенант Джансаев. Опасаясь потревожить полковника Астахова, он идет очень тихо, на цыпочках. Ему не приходится долго будить капитана — тот просыпается, едва старший лейтенант приоткрывает дверь.
Повинуясь жесту Уралова, Джансаев осторожно садится возле него на диван и прерывающимся от волнения шепотом докладывает:
— Обнаружил я его, товарищ капитан… Зеленый весь, как жаба. А по форме на сыр похож, шар такой приплюснутый…
Но тут вдруг грохочут пружины другого дивана, на котором лежит Астахов. Хрипловатым со сна голосом полковник спрашивает:
— Вы что это там шепчетесь?
Он проворно вскакивает.
— А у Джансаева новость, — очень веселым голосом объявляет капитан. — Он уже «ежом» любовался!
— Как любовался?! — круто поворачивается к Джансаеву Астахов. — Кто позволил? Вы ведь могли спугнуть его!
— Не спугнул, товарищ полковник, — успокаивает Астахова счастливый Джансаев. Широкоскулое мальчишеское лицо его сияет, раскосых глаз почти совсем не видно — одни только черные щелочки. — Я его в стереотрубу наблюдал. Только он совсем на ежа не похож…
— Ведите нас туда поскорее! — приказывает Астахов и первым выбегает из комнаты.
— А инженер-полковника не надо будить? — озабоченно спрашивает Уралов.
— Не надо, — досадливо машет рукой полковник. — Это не так-то просто сделать, а нам время дорого. У вас есть с собой бинокль?
— Даже два, товарищ полковник, — отвечает предусмотрительный Джансаев. — Один вам, другой товарищу капитану.
Джансаев идет так быстро, что полковник с капитаном едва поспевают за ним. А когда они, наконец, останавливаются, то с удивлением видят, что в траве рядом с младшим лейтенантом связи расположился Шахов.
— Думали, наверно, что я безмятежно храплю? — смеется инженер-полковник. — А я всю ночь глаз не мог сомкнуть, и как только стало рассветать, поспешил к связистам. Они и проводили меня сюда. Нате вот, берите мой бинокль — я уже насмотрелся на этого зверя.
Солнце еще не взошло, а в степи уже совсем светло. Уралов не без трепета подносит к глазам бинокль и наводит его на ориентиры, которые указывает ему Джансаев. Там на небольшом холмике, поросшем зеленым ежиком травки, видит он что-то похожее не то на продолговатый зеленый камень, не то на дыню.
«Да, вряд ли Чукреев мог принять это за ежа», — думает Уралов.
На гладкой издали поверхности зеленого сфероида в бинокль видны темные впадины — видимо, отверстия для объективов. И словно крошечный растрепанный кустик, неподвижно торчит сложная фигурная антенна, тоже окрашенная под цвет травы. Да, действительно, заметить такой предмет трудно. Пожалуй, невозможно…
— Ну, что же мы теперь будем с ним делать? — прерывает размышления Уралова инженер-полковник Шахов, зябка поеживаясь на влажной от росы траве. — Каким образом подступимся к нему?
— Может быть, осторожно сетку набросим? — предлагает Джансаев.
— Нет, это не годится, — отрицательно мотает головой Уралов. — Даже если при этом не сработают его фотоэлементы, ему все равно сразу же подадут команду к «самоубийству», как только он передаст хоть один кадр сквозь эту сетку.
— Разве он передаст это тотчас, а не будет ждать ночи?
— Сегодня он может вести передачи и днем, — убежденно заявляет Уралов. — Его хозяева непременно захотят узнать возможно раньше обо всем, что тут будет происходить.
— Значит, нужно получше присмотреться к нему, может быть, мы сумеем обнаружить где-нибудь слабое звено.
Приняв решение оставить тут Джансаева со связным, Астахов приказывает всем остальным идти завтракать, чтобы с семи часов продолжить инсценировку запуска «новой» ракеты.
Старший лейтенант Джансаев смотрит на «ежа» с таким вниманием, что боится даже глазом мигнуть, чтобы не прозевать какое-нибудь его движение. И хотя «еж» по-прежнему неподвижен, Джансаеву все время кажется почему-то, что он лишь притаился до поры до времени, и стоит отвести от него взор, как он тотчас же предпримет что-нибудь…
Так ли это было на самом деле или все дальнейшее произошло совершенно случайно, только «еж» действительно пришел в движение, едва Джансаев отвел глаза от бинокля, чтобы взглянуть на часы. Может быть, «еж» и раньше совершал это движение, но так медленно и осторожно, что глаз старшего лейтенанта не улавливал его. Однако Джансаев замечает теперь, что ноздреватое тело «ежа» сместилось немного вправо.
«А что мне делать, если он вдруг покатится? — тревожно думает старший лейтенант. — Неизвестно ведь, какая у него скорость… К тому же вон там, правее, густая трава. Ищи его потом!..»
Положение усложняется еще и тем, что к «ежу» нельзя подойти близко, чтобы не попасть в поле его «зрения». Мало ли что может предпринять этот аппарат, «увидев» возле себя человека… Но вот он, кажется, снова замер. Надолго ли? Готовится, может быть, предпринять что-то более решительное?
