— Это было бы ужасно, но я все равно не могу!
— Прошу Вас! Рода графов Кронверков больше не существует, наследовать эту вещь некому…
Он закрыл шкатулку и протянул ее Доминике. Возникла неловкая пауза, когда приведены уже все доводы «за» и «против» и лишь чувство какого-то необъяснимого благоразумия препятствует соглашению.
Мелькнула тень и они оба заметили ее, но было поздно. Что-то ударило Доминику в шею слева сзади, она тотчас схватила это что-то и с силой отбросила от себя. Это оказалась летучая мышь, неподвижно распластавшаяся на стене, словно оглушенная ударом.
Доминику передернуло от отвращения:
— Какая мерзость! — воскликнула она.
Ксавьер Людовиг изменился в лице: "Какое легкомыслие! Ведь мы же не знаем, сколько их всего и где они скрываются!.."
В долю секунды он схватил меч и толкнул Доминику к стене, прикрывая собой.
Летучая мышь отлепилась от стены и упала на пол, обернувшись Марианной, которая тут же вскочила на ноги с криком: "Это ты убила моего мужа! Ты, гувернантка без места, ты убила, убила его!.." Глаза ее были совершенно безумными, с губ летела пена. Графа она словно не видела вовсе и попыталась броситься на Доминику. Конечно, ей не удалось сделать и шагу — она наткнулась на зеркальное лезвие, как на вертел, еще продолжая кричать что-то уже совсем невнятное, потом взмахнула руками, закатила глаза и обмякла. Ксавьер Людовиг скинул ее на пол.
— Это та девчонка из гостиницы, что завладела моим приглашением, — сказала Доминика. — Но про какого мужа она говорила?
Но тут в конце коридора показались три или четыре мужские фигуры, и раздался голос:
— Стреляйте же! Стреляйте ему в голову, чтобы он выронил этот проклятый меч! А девку поделим поровну на всех!
Доминика быстро вынула из кармана свой маленький дамский пистолет и взвела курок. Она знала, что там оставалось еще три заряда и, если не произойдет осечки и она не промахнется, силы почти равны. Трудность была в том, чтобы попасть вампирам в глаз, это нанесло бы им хоть какой-то урон. Богатой практики по стрельбе у нее не было, но было хорошее зрение, и рука не дрожала, а прицел у пистолета был очень неплохим.
Первым выстрелом она попала шедшему впереди и поднимавшему большой однозарядный пистолет в переносицу, вампир дернул головой и левой рукой стал ощупывать лицо и глаза — целы ли, в этот миг Ксавьер Людовиг метнул в него вынутый из-за манжета нож, и нож воткнулся в середину ладони, пригвоздив ладонь к лицу. Вампир взревел и разразился проклятиями — не от боли, а от того, что почти ничего не видел, так как сам себе закрывал глаза, даже если они и уцелели. Он не выпустил из руки пистолет, а повернулся к тому, что шел позади него, со словами: "Выньте же из меня этот чертов нож!" В этот момент Доминика выстрелила снова в другого вооруженного и попала на этот раз точно в глаз. Но тот почти не обратил на это внимания, продолжая поднимать руку с пистолетом. "Какая я дура!" — обругала себя Доминика, сжимая свой пистолет обеими руками и прицеливаясь, зная, что времени у нее — доли секунды и только один патрон. — "Надо было стрелять им в…" Она нажала на курок — и удачно: пуля попала в пистолет вампира, взорвался пороховой заряд, обильный в таких старых пистолетах, и вампиру оторвало палец, готовый нажать на спусковой крючок. Он зарычал и схватился за шпагу — другого пистолета у него не было. Тот, которому уже вынули нож из лица, единственным уцелевшим глазом искал свою жертву, но его время было упущено. Ксавьер Людовиг в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние — и пистолет упал на пол вместе с отсеченной рукой. Несколькими взмахами меча все было кончено. Он оглянулся: Доминика стояла в той же позе, прижавшись спиной к стене, и смотрела на него. Он сорвал крючок на одном из окон, чтобы солнечный свет попал потом на тела. Со словами: "Сударыня, Вам следует поспешить покинуть этот замок, здесь слишком опасно для Вас!" — он подошел, поднял упавшую шкатулку и вручил ее Доминике.
Его насторожило не то, что она взяла шкатулку сразу же, обеими руками, словно и не отказывалась наотрез пару минут назад, и даже не ее настороженно-удивленный взгляд, а то, что, принимая из его рук шкатулку, она выронила пистолет и не обратила на это внимания, будто не заметила. Он поднял пистолет и положил поверх шкатулки. Доминика по-прежнему не двигалась с места. И тогда его охватила тревога и нежелание смириться с тем, что дело плохо.
— Что с Вами? — он заглянул в ее расширенные глаза. — Идемте же!
Она моргнула, губы дрогнули, но ей не сразу удалось выговорить:
— Мне очень жаль, граф, но… что-то не так… Я не могу… Что-то случилось… Не понимаю…
После этих слов глаза ее подернулись поволокой, взгляд утратил ясность, а лицо начало быстро терять цвет, под глазами обозначились тени, она обмякла и стала сползать по стене на пол.
— Нет! — ему показалось, что он крикнул оглушительно громко, но этот крик на самом деле оказался шепотом. — Что?.. — он подхватил ее, не давая упасть, но она уже не держалась на ногах и начинала дрожать. — Ведь Вы же не ранены? Ведь нет?! — на ней действительно не было заметно ни капли крови, ни царапин, и одежда была цела. У него мелькнула успокоительная мысль, что это просто обморок — слишком много было потрясений, а женщины имеют обыкновение падать в обмороки.
— Ничего, — шептал он, успокаивая ее, а в большей степени себя. — Не страшно. Сейчас я вынесу Вас на воздух, Вам станет лучше…
— Я никогда не падала в обмороки, — ответила Доминика едва слышно. — Мне было не до того. Что-то случилось. Какое красивое колье… Жаль, не придется… Я хотела поехать в Италию…
Он не в состоянии был ответить ей, не мог вымолвить ни слова, не мог двинуться с места. Вампиры могли бы появиться в любой момент и растерзать их обоих — он не оказал бы сопротивления. День превращался в ночь, и мир рушился. Видевший войны и смерти, он никогда не спутал бы дамский обморок с агонией, а то, что происходило с Доминикой, не было обмороком. "Но почему? Что произошло? На ней нет ни единой царапины… Даже если эта тварь укусила ее, то от такого укуса не умирают, а становятся вампирами!" Если бы Доминика стала вампиршей, он бы обрадовался. Тогда появился бы шанс, пусть один на двоих и по крайней мере какое-то время они были бы вместе. Может быть, даже весьма продолжительное время. Но, глядя в ее лицо и тускнеющие глаза, он видел, что надежды не осталось.
— Этого не должно быть! — крик его прорвался, как хрип раненого зверя. — Сделай же что-нибудь, ты, старый колдун!
— Что же я могу сделать? — раздался знакомый тихий голос. — Она была обречена. Так и случилось.
