— Это участь неудачников, — вещал всё тот же преподавательский голос позади. — Запомните, ублюдки: любой из вас может оказаться на месте этого мяса. Не хотите становиться неудачниками? Замечательно! Любые средства к вашим услугам, иначе о вас точно так же, как об этих, будет вытирать ноги всяк, кому не лень. Ясно, дурачьё?
Яснее некуда, подумалось мне. И почему-то вспомнилась крылатая фраза из известного фильма: "Боливар не вывезет двоих". Да, так оно и есть. Всё, как у нас, только откровеннее и циничнее. Потому что у нас подобным тварям ещё есть нужда маскироваться под "общечеловеческие ценности", а здесь они давно при власти.
Маски отброшены.
Упаси, Господи, и нам когда-нибудь превратиться в нечто подобное.
Нас гнали… Нет, это была не арка. Это же столица, и какая-то там арка — мелковато. Две колонны белейшего камня высотой метров по десять. Расстояние между ними — так, на глазок — примерное вдвое больше высоты. А венчали обе колонны сияющие алым светом рубины с человеческую голову величиной. Из-за свечения никак было не разглядеть, во что они оправлены. Сказать честно, никогда не слышала о рубинах такого размера. Самым большим у нас считался "Чёрный принц" пять сантиметров в диаметре, но то оказался не рубин, а шпинель, герцога Бургундского банально обманули… Мысли о рациональном объяснении происхождения гигантских рубинов на миг отодвинули и страх, и злость. Только на миг, но этого хватило.
Я почувствовала, как пальцы сжимаются и разжимаются уже по моей воле.
То ли изверги ослабили контроль, то ли я сама справилась, то ли кто-то помог, но мою душу наполнила злая ведьмачья радость. Что бы там ни было, но я могу хотя бы попытаться…
Рядом послышался окрик: зверёныш, избивавший меня, охнул, а затем с удвоенной энергией принялся лупцевать…правильно: Дойлена. Тот шагал той же деревянной походкой, что и все мы, и, видать, не без удовольствия оттоптал поганцу ногу. Серьёзно уязвить такого медведя сопляк не мог, но старался изо всех сил, а на сведенных судорогой губах моего дорогого друга появилась злобная ухмылка… На малолетнего садиста прикрикнули, и тот, шипя и плюясь — слышала, есть и такие змеи, которые ядом плюются — отошёл в сторонку.
Между колонн возник хорошо знакомый туман, глаза б мои его никогда не видели…
Я уже чувствовала руки до локтей и могла повернуть голову… Где Линерит? А, вот он. Метрах в пяти, слева. Лицо окровавлено, один глаз уже заплыл, но уцелевшим глазом он смотрит на меня. Разбитые губы что-то шепчут… Ну же, подруга, давай, он не будет разменивать драгоценные мгновения на пустяки…
"Цепочку… разверни…"
Какую ещё цепочку?!!
Блин, да что у меня, совсем мозги заклинило с перепугу? Он же о жёлуде, который в маскирующем плетении, а плетение — в золотой цепке, намотанной на него!
Руки, руки! Уже выше локтя чувствую!.. Толпа делается плотнее — нас сбивают в плотную кучку, как овец у ворот загона. Пока никто не видит — достаю мешочек и на ощупь разворачиваю покалывающую холодными иголочками цепочку.
Второе сердце — мой маленький защитник и персональный амулет — забилось снова. Сеточка необычного заклинания мгновенно оплетает меня и… делается невидимой. Но я свободна.
Свободна!
Отпихнув в сторону какого-то старичка с серебряным медальоном, я схватила Дойлена за руку.
Подействует, или нет?..
Каждая секунда — как столетие…
— Я в порядке.
Слышу, дорогой мой, слышу. Даже передать не могу, какое счастье испытала в этот момент… А Линерит? Стараюсь потихонечку придвинуться к нему, но так, чтобы наши мучители не заподозрили неладное. Ещё немножко, ещё шажок…
Кто-то сильно толкнул Линерита в спину в тот момент, когда я уже сократила расстояние до полуметра. Избитый маг споткнулся, упал и… исчез в тумане, клубившемся между колонн.
Слово, которое я в этот момент чуть не произнесла вслух, было на редкость нецензурным…
Про "на войне не без потерь" подумать не успела: настал наш черёд.
7
В Голливуде умеют снимать масштабно и красиво. Но, как по мне, режиссёрам там следовало бы поучиться ставить апокалиптичные сцены у местных магов.
Нет, здесь не было ни громадного, нарисованного компьютером, объёма, ни жутких адских сцен, ни рядов терминаторов, только и ждущих команды от "Скайнета", чтобы изничтожить всё живое. Просто большая длинная комната с одной-единственной дверью. Точнее, с дверным проёмом без створок. И — вереница людей с остановившимся, абсолютно пустым взглядом.
Живые покойники.
Преддверие ада.
Мгновенный укол страха. Оборачиваюсь к Дойлену и вижу… Ф-фух, слава богу, его сия чаша миновала. А вот Линериту не повезло.
Моя вина. Я не успела дотянуться, и мы потеряли, пожалуй, лучшего бойца нашей тайной армии.
Наверное, так и чувствовали себя на войне оба моих деда, когда им не хватало считанных секунд, шагов, патронов — и из-за этого гибли их друзья. Наверное, до самого последнего дня мои деды просили у них прощения за то, что остались в живых. Наверное. Потому что нет таких войн, с которых можно вернуться. На них остаётся здоровенный кусок души, а место, от которого он был откромсан, то болит, то кровоточит. Быть может, оттого мои деды не очень-то любили делиться воспоминаниями о своём боевом пути, отмеченном орденами и медалями.
Мы — на войне.
Дойлен молча делает мне знак и старательно мимикрирует под окружающий фон. То есть имитирует деревянную походку и мёртвый взгляд. Пытаюсь делать то же самое, не знаю, насколько успешно. Ноги болят, особенно потревоженное садюжкой-магом колено, так что дёрганая походка куклы-марионетки получается у меня довольно убедительно. И, кажется, двое магов, "встречающих" медленно движущуюся людскую вереницу, не слишком обращают внимание на то, что делается в середине колонны.
Мы миновали проём и оказались в комнате с двумя выходами. По правую руку стояли длинные столы, уже покрытые слоем одежды. По левую — точно такие же столы, но на них лежали украшения, оружие и — да — отдельной кучкой медальоны. Я пригляделась… Маги что-то делали там, впереди, после чего слышалось тихое звяканье, а колдун — вернее, то, что когда-то было колдуном, человеком — начинал всё теми же деревянными движениями снимать с себя одежды и складировать их на столы. Была в этом какая-то запредельная бесчеловечность, но не чувствовалось маниакальной злобы, присущей людям с дефективной психикой.
Равнодушие — вот как это называется. Как по мне, наихудшая форма зла.
Дойлен, улучив момент, пригнулся, дёрнул меня за юбку и нырнул под один из столов, ещё пустой. Меня не пришлось долго уговаривать, чтобы сделать то же самое.
