Прибежали Пит и Чарли, пробрались ближе и во все глаза стали смотреть.
Басовито гудел и клацал паук. Обильным ручьём текли вниз жёлтые, пахнущие смолою опилки. И вот на другой стороне пилорамы мы увидели, что бревна уже нет, а есть стопка ровных, горячих, подёрнувшихся парком досок.
Мастер снова двинул башмак, и, хотя колесо с ремнём продолжало вращенье, пилорама остановилась. Опять же Носатый, Готлиб, Глеб и Фома перебросали доски в сторонку, – к ним немедленно подошли все мы и стали приподнимать и осматривать, – а мастер вернул раму в исходное положение и громко сказал:
– Следующее!
Принесли новое бревно, и «паук» снова въелся в душистую древесину.
Ярослав, Дэйл и я вышли из лесопильни под открытое небо.
– Дэйл, – сказал я, – на втором этаже выбери две смежные комнаты. В одной будет кабинет управляющего, а во второй – твой личный апартамент. Скажи Эвелин, чтобы определила тебе постельное бельё, одеяла. И, пока будешь завтракать, Носатый в твоём апартаменте затопит печь.
Кивнув, Дэйл ушёл.
– Томас, – сказал мне Ярослав. – То, что я видел сейчас, – это чудо. У нас дома такое бревно двое мужиков распиливают полдня. Выкатывают на высокую клеть, один встаёт внизу, другой вверху, и длинной пилой, вверх-вниз, режут доску за доской. Не всегда ровно! А здесь полуденная работа совершается за минуту. Чудо! У нас такая машина стоила бы целого дома.
Вышел мастер. Улыбнувшись, сказал:
– Хорошие работники эти иностранные моряки. Как будто месяц в нашей мануфактуре учились!
– Сколько ты зарабатываешь за год? – неожиданно спросил я его.
Он гордо ответил:
– Двадцать два фунта.
– А сколько стоит такой комплект?
– Сто восемьдесят четыре фунта.
– У меня к тебе предложение. Возьми у меня сто восемьдесят пять фунтов, купи в Лондоне ещё одну машину, точно такую, привези в Бристоль, в порт… И получишь свою годовую плату.
– Все двадцать два фунта? – не поверил он.
– Именно так. А теперь идём, посмотришь, как умеют угостить хорошего мастера добрые бристольские моряки.
Мы направились к каминному залу. На ходу я почувствовал пронзительно-сытный запах. Милая моя Эвелин! Знает, что сегодня у нас очень нужные гости…
– Томас, – сказал Ярослав. – Можно ли и мне приобрести такую машину? Знаешь, я бы тогда перестал мотаться по морям, а имел бы громадный и постоянный доход дома, на верфи.
– Я только что такую машину для тебя заказал.
– Для меня?!
– Да. В подарок.
Он остановился.
– Но Томас… Это слишком, слишком ценный подарок.
– Ярослав, – ответил я, тоже остановившись. – Я не один год работаю с деревом. И знаю, что, например, английская древесина гораздо более рыхлая и слабая, чем московская. По причине климата. У нас тепло, а у вас чудовищные морозы. Дерево перед морозами выгоняет из себя воду, и, когда его спилят, оно никогда не трескается. Вы ведь валите лес только зимой?
– Только зимой, – подтвердил Ярослав. – Именно по этой причине. Чтобы, оттаяв летом, ствол не давал трещин.
– Затем. По причине сильных морозов дерево наращивает более плотные слои, это хорошо видно на спилах, по годовым кольцам. Таким образом, северное дерево несравнимо прочнее. Так?
– Так. Это известно любому столяру или плотнику.
– Значит, мой подарок выгоден нам обоим. Ты будешь поставлять мне не только мачтовый лес, но и доски. Их ведь удобнее грузить в трюмы? И я, торгуя северным деревом, буду иметь громадный и постоянный доход здесь, дома, в Бристоле.
Он подумал. Кивнул. Сказал, улыбнувшись:
– И будь уверен: дерево тебе стану присылать самое лучшее.
Мы вошли в каминный зал. Мастер и Ярослав сели за стол и, пока Омелия и Грэта хлопотали, выставляя приборы, Ярослав стал выспрашивать лондонца о тонкостях лесопильного дела.
Лучась улыбкой, Эвелин кивнула мне. Я подошёл, спросил тихо:
– Всё ли хорошо у тебя здесь было, любимая?
– Очень, очень скучала.
Мы прошли в недавно открытую мной и Таем дверь, подошли к круглой лестнице. И здесь, убедившись, что никого нет, Эвелин, обняв меня, прильнула всем телом. Я вздрогнул. Часто забилось сердце. Обнял гибкую, тонкую талию, – осторожно, почти невесомо.
– Я только что с лошади. Пот и пыль…
– Идём! – потянула меня за руку Эвелин. – У нас полный котёл горячей воды. Только я отправила Дэйла в нашу ванную, чтоб отмылся перед отдыхом. Я правильно сделала, милый?
– Совершенно правильно, моя милая. Как, впрочем, всё и всегда.
Мы прошли ближний к лестнице апартамент, где – было слышно - Власта на уже знакомом мне языке напевала какую-то милую песенку. Прошли второй апартамент, где о чём-то переговаривались Алис и Луиза. Вошли к себе, миновали ванную, в которой Дэйл гремел ковшом и тазами. Вошли в кабинет.
– Наконец-то я дома!
– Уже есть чувство, что это твой дом, Томас?
– Да, милая. Мой и твой, навсегда.
Взявшись тонкими пальцами, Эвелин стала расстёгивать мои камзол и дорожный пояс.
– Где Луис?
– О, Луизе придётся немножечко поскучать. Луис вступил в должность, принимает дела у сэра Коривля.
– Луис теперь командор?!
– Несомненный и полновластный. Может быть, к ночи прискачет.
И – да, Луис в этот день прискакал поздно ночью. Луиза, заплакав, несколько раз быстро поцеловала его и отправилась к себе – наскоро греть воду. Мы сели за дальним краем стола. Я на своём стуле, Эвелин слева. Луис сел справа, со стоном вытянул затёкшие от изрядной ходьбы в сапогах ноги. Пришли Ярослав, Власта. Алис присеменила, закутавшаяся в жёлтенькое одеяло. Выглянул из двери Готлиб, я махнул ему призывно, и он подошёл, сел, но тут же вскочил и стал резать окорок. Луис принял толстый розовый пласт копчёной свинины и немедленно стал рвать его белыми молодыми зубами. Несказанно удивив меня, пришлёпали босоногие Омелия, Грэта и Файна. Растирая полусонные глазки, направились разводить огонь в камине.
– Вы что, барышни? – спросил я их изумлённо. – Зачем встали?
– Колбаски поджаривать, – сонным хриплым баском ответила Омелия. – Вы сидите, сидите, беседуйте.
Прибежала Луиза, села возле Луиса, прижалась, обхватив его руку.
– Всё у вас здесь хорошо? – спросил Луис у неё.
– Всё прекрасно! Эдвин и Томик в срок спят, едят, на дневном солнце гуляют, молоко свежее, масло, сметана, баню делаем каждый вечер!
– Что такое баня?
– Завтра, завтра узнаешь!
Осторожно, вынося каждый прибор двумя ручонками, Грэта накрыла стол. Я кивнул ей: «Сделайте и себе».
Барышни принесли колбаски, сводящие с ума сытным, чесночно-перцевым ароматом. Готлиб разлил морс в высокие кружки, наломал хлеб.
