Вотъ какимъ труднымъ и утомительнымъ способомъ добывались серебряные кирпичи. Эта мельница была одна изъ многихъ дѣйствующихъ въ то время. Первая мельница была въ Невадѣ, построенная у Игэнъ-Кэньонъ и вела маленькія, незначительныя дѣла, въ сравненіи съ позднѣйшими, громадными заведеніями, устроенными въ Виргиніи-Сити и въ другихъ мѣстахъ.
Обыкновенно откалывали небольшой кусочекъ этихъ кирпичей, испытывали его «черезъ огонь», и этимъ узнавали, сколько эта масса заключала въ себѣ золота, серебра и простого металла. Этотъ опытъ весьма любопытенъ. Осколокъ расплющиваютъ молоткомъ до тонкости писчей бумаги и взвѣшиваютъ на легкихъ, чувствительныхъ вѣсахъ, до того чувствительныхъ, что если вы свѣсите на нихъ двухъ-дюймовый клочекъ бумаги и потомъ напишите на немъ грубымъ, мягкимъ карандашемъ и снова свѣсите клочекъ, то найдете прибавленіе въ вѣсѣ.
Потомъ берутъ кусочекъ свинца (тоже взвѣшеннаго) свертываютъ его вмѣстѣ съ серебромъ и расплавляютъ сильнымъ огнемъ въ маленькомъ сосудѣ, называемымъ капелиною, сдѣланнымъ изъ сгущеннаго костяного пепла, въ видѣ чашки въ стальной формѣ. Простой металлъ окисляется и всасывается вмѣстѣ со свинцомъ въ скважины капелины и остается пуговка или шарикъ чистѣйшаго золота и серебра, когда пробирщикъ взвѣшиваетъ его, то замѣчаетъ убыль и узнаетъ пропорцію простого металла, находящагося въ кирпичѣ. Теперь ему надо отдѣлить золото отъ серебра. Пуговка эта расплющивается молоткомъ совершенно плоско и тонко и кладется въ горнило, гдѣ держутъ ее до сихъ поръ, пока не накалится до-красна; потомъ охлаждаютъ, свертываютъ въ шпульку и согрѣваютъ въ стеклянномъ сосудѣ, содержащемъ азотную кислоту; кислота растворяетъ серебро, но не дѣйствуетъ на золото, которое, такимъ образомъ, отдѣляется и, въ свою очередь, взвѣшивается. Затѣмъ наливаютъ соленой воды въ сосудъ съ раствореннымъ серебромъ; серебро принимаетъ осязаемую форму и падаетъ на дно. Теперь больше ничего не остается, какъ только и это свѣсить, тогда пропорціи всѣхъ металловъ, состоящихъ въ кирпичѣ извѣстны, и пробирщикъ накладываетъ клеймо на поверхность кирпича.
Теперь проницательный читатель пойметъ безъ всякихъ объясненій, что спекулянтъ-промышленникъ не имѣлъ привычки приносить для испытанія худшій осколокъ скалы отъ своей руды (чтобъ легче продать ее), а дѣлалъ совершенно наоборотъ. Я видѣлъ многихъ разсматривающихъ и разыскивающихъ цѣлыми часами въ грудѣ почти ничего нестоящаго кварца, и подъ конецъ, находящихъ маленькій кусочекъ, величиною въ лѣсной орѣхъ, который обладалъ большимъ количествомъ золота и серебра, этотъ-то кусочекъ и сберегался для испытанія! Конечно, испытаніе доказывало, что тонна такой скалы будетъ давать сотни долларовъ, и вотъ на основаніи испытаній такихъ-то осколковъ много нечего нестоющихъ рудъ было продано.
Искусство отдѣлять металлы было дѣло весьма выгодное и потому многіе шли на эту должность, не имѣя особенныхъ научныхъ знаній или способностей. Одинъ пробирщикъ давалъ всегда такой результатъ отъ всѣхъ образчиковъ, ему приносимыхъ, что одно время пріобрѣлъ какъ бы монополію въ этомъ дѣлѣ. Но какъ всѣ люди, которые пользуются успѣхомъ, онъ сдѣлался предметомъ зависти и подозрѣнія. Другіе пробирщики составили заговоръ противъ него, посвятили въ эту тайну нѣкоторыхъ важныхъ гражданъ, желая доказать имъ честныя ихъ намѣренія, откололи кусокъ точильнаго камня и попросили отнести его популярному ученому, чтобъ подвернуть этотъ кусокъ испытанію черезъ огонь. Спустя часъ времени, результатъ сталъ извѣстенъ, оказалось, что тонна этой скалы будетъ давать 1.284,40 ф. серебра и 366,36 ф. золота!
Немедленно въ газетахъ появилась вся исторія, и популярный пробирщикъ покинулъ городъ черезъ два дня.
Надо упомянуть, между прочимъ, что я всего на всего пробылъ недѣлю на мельницѣ, къ концу которой объявилъ моему хозяину, что не могу болѣе оставаться, если не прибавитъ жалованья; что хотя я и полюбилъ это дѣло и пристрастился къ нему, что никогда еще другое занятіе въ такое короткое время не пріобрѣтало моего расположенія, болѣе чѣмъ это, и что хотя, по моему мнѣнію, ничего не давало такого большого простора умственному развитію, какъ наполненіе батарей и просѣваніе остатковъ, и ничего такъ не возбуждало нравственныя качества, какъ промываніе слитковъ золота и серебра и вымываніе покрывалъ, но, несмотря на все, я всетаки принужденъ просить прибавки жалованья.
Хозяинъ отвѣтилъ, что платитъ десять долларовъ въ недѣлю и находитъ, что сумма эта весьма хорошая. Сколько же мнѣ нужно?
Я сказалъ, что четыреста тысячъ долларовъ въ мѣсяцъ, при готовыхъ харчахъ и что это еще умѣренно сказано, въ виду тяжелаго времени.
Я былъ немедленно уволенъ. Однако, и теперь, когда вспоминаю тѣ дни и всю необычайно тяжелую работу, сдѣланную мною на этой мельницѣ, я только сожалѣю, что не просилъ у него семисотъ тысячъ жалованья.
Скоро послѣ этого я помѣшался, какъ и многіе другіе, на таинственной и чудесной «цементной рудѣ» и готовъ былъ воспользоваться какимъ бы то ни было случаемъ, чтобъ только отыскать ее.
Предполагалось, что гдѣ-то въ окрестностяхъ Моно озера или Моно Лэка находилась чудесная цементная руда Уайтмэна. По временамъ распространялся слухъ, что Уайтмэнъ, переодѣтый, тайно проѣхалъ въ глухую ночь черезъ Эсмеральду, — это извѣстіе всѣхъ волновало до крайности, предполагали, что онъ, вѣроятно, направился къ своей секретной рудѣ, и находили, что теперь именно время, когда можно было прослѣдить его. Нѣсколько часовъ послѣ разсвѣта всѣ лошади, мулы и ослы въ окрестности были куплены, наняты или украдены, и половина населенія отправлялась въ горы, чтобъ не пропустить слѣдовъ Уайтмэна. Но Уайтмэнъ, какъ бы безъ цѣли, бродилъ по горамъ и ущельямъ нѣсколько дней подъ-рядъ, а тѣмъ временемъ истощалась провизія и необходимо было вернуться домой. Я помню, однажды при мнѣ въ одиннадцать часовъ ночи прошелъ слухъ, что Уайтмэнъ только-что проѣхалъ; черезъ два часа улицы, до тѣхъ поръ почти пустынныя, наполнились народомъ и животными. Каждый желалъ удержать секретъ и только позволялъ себѣ на ухо передавать сосѣду, что Уайтмэнъ проѣхалъ и, гораздо раньше разсвѣта — замѣтьте, въ серединѣ зимы — станъ покидался и все населеніе уходило въ погоню за Уайтмэномъ.
Преданіе гласило, что когда-то, въ самомъ началѣ эмиграціи, болѣе двадцати лѣтъ тому назадъ, трое братьевъ, молодыхъ нѣмцевъ, спаслись отъ нападенія индѣйцевъ въ степяхъ и бродили въ пустынѣ, избѣгая всѣ тропинки и дороги, а шли просто по направленію къ западу, въ надеждѣ дойти до Калифорніи прежде, чѣмъ умереть съ голоду или отъ изнеможенія. Однажды, въ одномъ ущельѣ горы, сѣли они отдохнуть, одинъ изъ нихъ замѣтилъ жилу цемента, пробѣгавшую вдоль почвы и наполоненную кусками тусклаго желтаго металла. Они поняли, что это было золото и что тутъ достаточно одного дня, чтобъ пріобрѣсть цѣлое состояніе. Жила была въ окружности въ мостовую тумбу и двѣ трети ея были чистое золото. Каждый фунтъ этого замѣчательнаго цемента стоилъ не менѣе двухсотъ фунтовъ. Братья какъ могли, такъ и нагрузились этимъ цементомъ, каждый взялъ по двадцати пяти фунтовъ, потомъ замели всякій слѣдъ къ жилѣ, сдѣлали грубый планъ мѣстности и отмѣтили главныя межи въ окрестности и снова направили свой путь къ западу. Но съ тѣхъ поръ невзгоды посыпались на нихъ. Во время пути одинъ изъ братьевъ упалъ и сломалъ себѣ ногу, остальные, присужденные продолжать свой путь, оставили его умирать въ пустынѣ. Второй изнемогъ отъ голода и усталости, отказался отъ всего и прилегъ ожиданіи смерти, и только черезъ двѣ или три недѣли третій, послѣ разныхъ испытаній и невѣроятныхъ лишеній, достигъ поселенія Калифорніи, но, изнуренный и больной, потерялъ разсудокъ отъ всѣхъ страданій. Онъ побросалъ весь свой цементъ, исключая нѣсколькихъ кусковъ, но и этихъ было достаточно, чтобы свести съ ума все общество. Ничего не могло убѣдить его указать дорогу въ эту мѣстность, очевидно, страна цемента ему была невыносима. Онъ считалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ, что могъ работать изъ-за жалованья въ одной фермѣ; однако, онъ передалъ Уайтмэну свой планъ, описалъ мѣсто, какъ могъ, и этимъ перенесъ проклятіе на этого джентльмэна, потому что, когда я случайно увидалъ мистера Уайтмэна на Эсмеральдѣ, онъ уже двѣнадцать или тринадцать лѣтъ разыскивалъ цементную руду и при этомъ испыталъ многое: и голодъ, и жажду, нищету и болѣзнь. Одни говорили, что онъ давно нашелъ руду, другіе же говорили обратное. Я видѣлъ кусокъ этого цемента, онъ былъ величиною съ мой кулакъ и былъ весьма соблазнителенъ, цементъ этотъ былъ данъ Уайтмэну молодымъ нѣмцемъ. Куски самороднаго золота были въ немъ, какъ виноградъ въ сладкомъ фруктовомъ кэксѣ. Пользоваться такою рудою, имъ на нее привилегію, достаточно было бы одной недѣли человѣку съ благоразумными желаніями.
