Ширли от отчаяния не находила себе места. И меня, невольного свидетеля, оскорбляла неуклюжесть ее попыток соблазнить Ворнана. Она перегибалась через Ворнана, прижималась к его спине упругой грудью, чтобы взять банку пива. Одаривала приглашающими взглядами. Загорала, принимая неприличные позы, которых ранее всегда избегала. Ничего не помогало. Возможно, она могла бы получить желаемое, забравшись ночью в кровать Ворнана, но гордость не позволила ей зайти так далеко. А потому Ширли становилась все более грубой и раздражительной. Вновь вернулась ее манера пронзительно смеяться по поводу и без него. В ее репликах, брошенных Джеку, мне, Ворнану, слышалась плохо скрываемая враждебность. Все валилось у нее из рук. Меня это угнетало, я пребывал в точно таком же положении, что и она, не несколько дней, но десять лет. И смог устоять, не возжелал жену моего друга. Ворнану она предлагала себя, мне — нет. Но такой она мне не нравилась, и я нисколько не радовался ее горю.
Джек не замечал мучений жены. Полностью поглощенный Ворнаном, он более ничего не видел. В уединении пустыни у вею не было возможности завести новых друзей, а со старыми он практически не виделся. И к Ворнану привязался, как мальчик, не имеющий компании, привязывается к необычному человеку, только что переехавшему на его улицу. Сравнение это я привожу не случайно. В поведении Джека было что-то юношеское, даже детское. Он говорил беспрерывно, рассказывал о своей жизни, причинах, побудивших его уйти из университета, даже отвел Ворнана в свой рабочий кабинет, где я никогда не был, чтобы показать ту самую мифическую рукопись, над которой он работал столько лет. Джек открывал Ворнану душу, словно ребенок, выкладывающий перед новым другом самые дорогие игрушки. Всеми силами старался он завоевать внимание Ворнана. Джек воспринимал его как приятеля. Мне это казалось странным, ибо я полагал, что проще сблизиться с инопланетянином, чем с Ворнаном, и в душе я испытывал к нему безотчетный страх. Ворнана такое отношение радовало и забавляло. Иногда они уединялись в кабинете на несколько часов кряду. Я убедил себя, что Джек реализует намеченный им план, цель которого — получить от Ворнана требуемую информацию. Неплохая, между прочим, идея, сказал я себе, — под прикрытием дружбы выудить из Ворнана нужные сведения.
Но Джек ничего не узнал. А я в своей слепоте не подозревал о том, что происходило у меня на глазах.
Как я только мог проглядеть такое? Почему не заметил мечтательного выражения глаз Джека? Почему не насторожился, видя, как он бросает недовольные взгляды на меня и на Ширли, всем своим видом показывая, что без нас ему было бы куда лучше? Даже рука Ворнана, по-хозяйски легшая на голое плечо Джека, не вызвала у меня подозрений.
В эти дни я проводил с Ширли куда больше времени, чем раньше, ибо Джек и Ворнан постоянно куда-то уходили. Предоставившуюся мне возможность сблизиться с ней я не использовал. Мы лежали на солнце, изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. Ширли напоминала комок нервов, подходящей темы для разговора я не находил, а потому предпочитал молчать. Аризона купалась в солнце. Под жаркими лучами не хотелось даже шевелиться, не то что разговаривать. Кожа Ширли блестела, как свеженачищенная бронза. Несколько раз Ширли порывалась мне что-то сказать, но в последний момент слова застревали у нее в горле. Подсознательно я чувствовал, что-то не так, но понятия не имел, откуда может прийти беда. И лишь случившаяся катастрофа открыла мне глаза.
Произошло это на двенадцатый день нашего визита. Октябрь подходил к концу, но жара и не думала спадать. В полдень солнце слепило глаза и так жгло кожу, что я не выдержал. Извинился перед Ширли — Джек и Ворнан опять отсутствовали — и ушел в свою комнату. Перед тем как затемнить окно, посмотрел на Ширли. Она лежала на спине, закрыв глаза и согнув левую ногу в колене. Грудь ее равномерно поднималась и опускалась. Красивая женщина, разморенная жарой. Но тут мой взгляд упал на ее левую руку. Она сжала пальцы с такой силой, что дрожал не только кулак, но и рука до самого локтя. Тут-то я понял, каким усилием воли достигается ее внешнее спокойствие.
Я затемнил окна и вытянулся на кровати. Воздух приятно холодил кожу. Наверное, я задремал. А открыл глаза, услышав приближающиеся к моей двери шаги. Сел.
В комнату влетела Ширли. Казалось, она обезумела. Глаза дико сверкали, губы дрожали, грудь тяжело вздымалась. Залитое румянцем лицо, капельки пота, их я видел особенно отчетливо на теле.
— Лео… — У нее перехватило дыхание. — О Боже, Лео!
— Что? Что случилось?
Волоча ноги, она пересекла комнату, остановилась, лишь уперевшись коленями в кровать. Была она словно в шоке. Губы шевелились, но с них не слетало ни звука.
— Ширли!
— Да, — пробормотала она. — Да. Джек… Ворнан… о, Лео, предчувствие не обмануло меня! Я не хотела этому верить, но, к сожалению, не ошиблась. Я их видела! Видела!
— О чем ты говоришь?
— Подошло время ленча, — она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. — Я проснулась и пошла их искать. Как обычно, они были в кабинете Джека. На мой стук не ответили, я открыла дверь и увидела, почему они не отреагировали. Они были заняты. Друг другом. Друг… другом. Руки, ноги, все переплелось. Я видела. Я смотрела на них не меньше пол минуты. О, Лео, Лео, Лео!
Рыдающую, потрясенную, я обнял ее, боясь, что она рухнет на пол. Тяжелые сферы ее грудей ожгли мне кожу. Перед моим мысленным взором возникла описанная ею сцена. У меня словно открылись глаза. И винить во всем я мог только собственную глупость, бессердечность Ворнана, наивность Джека. Я аж скривился, представив себе Ворнана, облапившего Джека, словно гигантская доисторическая обезьяна, но дальнейшего развития мысль эта не получила. Ширли дрожала в моих объятиях, голая, потная, плачущая. Всем телом прильнула она ко мне, единственному островку стабильности в рушащемся мире. Поначалу я обнял ее, чтобы успокоить, но потом… потом я потерял контроль над собой, а она не сопротивлялась, наоборот, с радостью приняла меня, и мгновение спустя мы упали на кровать.
Несколько часов спустя я заставил Крейлика забрать нас. Ничего не объясняя. Просто сказал, что нам необходимо уехать. Мы даже не попрощались с хозяевами. Оделись, запаковали вещи, и я повез Ворнана в Тусон, где нас встретили люди Крейлика.
Оглядываясь назад, я вижу, сколь паническим был мой отъезд. Наверное, мне следовало остаться с Ширли и Джеком. Помочь им прийти в себя. Но в тот момент я думал лишь об одном: побыстрее уехать. Меня переполняло чувство вины. Стыд за содеянное. Между Ворнаном и Джеком. Между мной и Ширли случилось то, что могло бы, но не произошло между Ворнаном и Ширли. И я, я привел змея в их рай. Когда же разразился кризис, оказался далеко не на высоте, сначала поддавшись плотскому желанию, а потом позорно сбежав.
