— Спасибо, Мадинка, спасибо, — пробормотал Туриев. Ай да Вермишев, ай да Дмитрий Лукич! Здесь он опередил его, Туриева. — Твою услугу не забуду. — Борис вызвал дактилоскописта, отдал ему кружку со словами:
— Выявить отпечатки, сравнить с теми, что на бутылке и на примусе. Сколько понадобится времени?
Дактилоскопист развернул салфетку, посмотрел кружку на свет:
— Жирненькие следы оставлены, однако, — довольно проговорил он, — через час-другой получите акт экспертизы.
— Лады. Жду.
Мадина мялась, желая что-то сказать, Туриев заметил беспокойство девушки:
— У тебя есть еще что-то?
— Вчера Георгий Николаевич очень долго пробыл в сарае, почти до полуночи.
— Ты что, наблюдала за ним?
— Да нет… Фильм по телеку закончился, я вышла на балкон перед сном, смотрю — свет в сарае горит. А через несколько минут из него вышел Георгий Николаевич. За спиной у него был рюкзак.
— Он сейчас дома?
— Утром был. Ходил за молоком, нам две бутылки принес, он всегда и для нас молоко покупает. Наверное, дома. Он хороший человек, — покраснев, сказала Мадина.
Борис задумался. Ему вспомнилось, как он сказал Зарову при последней беседе:
— Смотрительница музея в городе Д. поведала мне, что Луцас интересовался вами.
Заров на какой-то миг втянул голову в плечи, тут же распрямился и горделиво сказал:
— Ничего странного, мною многие интересовались. Не зря портрет в музее находится. Тем более, что Луцас художником был. Может, он возжелал, чтобы я ему позировал?
— Откуда вам известно, что он занимался рисованием?
Заров сложил брови «домиком», с иронией в голосе ответил:
— Так вы же сами мне сказали, батенька!
Как же тогда Борис не насторожился! Ведь Заров допустил прокол: Туриев никогда не говорил ему, что Луцас — художник. Вот оно, одно из недостающих звеньев в построении версии.
Борис обратился к Мадине:
— Ты сегодня в ночную смену идешь?
— Да.
— У меня к тебе просьба: надо одного нашего товарища каким-то образом поместить в сарае.
— Наблюдать за Георгием Николаевичем? — серьезным тоном спросила Мадина.
— Но как это сделать, чтобы Заров ничего не заподозрил?
— Очень даже просто, — оживилась Мадина, — пусть ваш товарищ вроде как приедет к нам из села — наш родственник. Хорошо бы на мотоцикле.
— Почему на мотоцикле? — Туриев улыбнулся.
— А как же? Поставит его в сарай, будет с ним там возиться.
К нам иногда мой двоюродный брат приезжает, так он из сарая не выходит — все время свою «Яву» разбирает, собирает, мажет, вытирает.
Туриев вызвал Сабеева Мишу, объяснил ему задачу.
Через десять минут Миша и Мадина помчались на мотоцикле домой.
Давно известно, что следственная версия, как процесс мышления, строится на основе фактического материала. Сама версия — отражение этого материала в сознании следователя. И надо было ему, Туриеву, позаботиться о том, чтобы заполучить «пальчики» Зарова. Вермишев будет упрекать. Но за дни следствия много сделано, собранных материалов достаточно, чтобы приступить к построению окончательной версии.
Остается роль Васина во всем этом деле. Какова она? И вообще, имеется ли хоть какая-нибудь связь между Заровым и Васиным? Судя по всему, они не знакомы лично. Но разве можно так думать? Если скрывают — значит, есть для того причины. Интересно, имеется ли портсигар и у Зарова? Если да, — причастность всех троих — Луцаса, Зарова и Васина — к одному делу, пусть призрачно, но просматривается.
Раздался телефонный звонок. В трубке — голос Сабеева:
— Борис Семенович! Заров вышел из дома, направился к трамвайной остановке, звоню из автомата. Что прикажете делать?
— Если сядет в трамвай, — садись и ты. Словом, глаз с него не спускай.
— Пересек трамвайную линию, вошел в химчистку. Буду ждать, пока выйдет…
— Не теряй его из виду. Иди за ним.
— Заметано! — На том конце провода раздался щелчок.
Судя по всему, Заров чувствует себя в полной безопасности: скрыться не пытается, все время на глазах у соседей по дому, по двору. А, собственно говоря, почему он должен ощущать опасность? Туриев никакого повода к этому пока не дал. Что касается их бесед, — они носили корректный характер интеллигентных людей. Заров даже прилагал усилия, чтобы разжечь у Туриева интерес к Скалистому плато.
В кабинет вошел дактилоскопист, виновато склонил голову.
— Прибор полетел. Придется подождать, товарищ Туриев.
Борис не сразу понял, в чем дело. В мозгу застряло слово «подождать».
— Чего подождать? — переспросил он.
— Результата. Не могу пока сравнить отпечатки, прибор полетел.
— Досадно, — протянул Борис.
— Вызвал мастера. Пока приедет… Один мастер на всех. У меня все. — Селезнев быстро удалился, что-то бормоча про себя.
В шестом часу позвонил Сабеев:
— Мой подопечный полчаса назад навестил меня.
— То есть?
— Приходил в сарай, копался в деревянном ларе, потом готовил спиннинг: менял крючки. Песню мурлыкал: «Шаланды полные кефали…» Сейчас сидит на балконе, чай пьет.
— У тебя все?
— Почти.
— Как понимать?
— Есть хочется.
— Сейчас позвоню Мадине, если ты такой стеснительный, попрошу покормить тебя.
— Годится! В напарники кого-нибудь пришлёте?
— Перхуна Игоря. Устраивает?
— Жду!
Вермишев пришел в восемь вечера, вызвал Туриева. Дмитрий Лукич сидел на диване, массажировал толстыми пальцами кожу головы, недовольно бурча:
