– Сейчас будет немножко больно, – предупредил он и потянул марлю разок, другой, третий.
Гоша заскулил.
– Так вот о свежей крови, – продолжил Кореец, – я решил проверить, действительно ли она так питательна, как о том говорили древние римляне… этот, как его… Цицерон, что ли…
– Насколько мне известно, – сказал Сергей, болезненно сглотнув, – это проповедовал Скрибоний Ларг.
– Вполне возможно, – улыбнулся Кореец, он был ровесником Сергея. – Я не столь начитан, как вы, господин Лисицын. Вы же Сергей Лисицын? Я правильно узнал вас? Тот самый Сергей Лисицын из того самого «Плюфя»? Мне очень лестно познакомиться с вами. Жаль, что в такой обстановке. Признаюсь, я большой ваш поклонник. Мне страсть как нравятся ваши статьи. Если мне удастся быстро уладить возникшие проблемы с господином Саприковым Младшим, то мы обязательно посидим в уютном кабинете наверху. Обещаю вам это. Честное слово, я чертовски рад встрече с Сергеем Лисицыным.
– Я бы дал вам автограф, – вяло пошутил Лисицын, – но у меня руки дрожат после прошедшей ночи.
– Пить надо меньше. Впрочем, это ваше дело, – Кореец поднял обе руки, показывая, что он и не думал вмешиваться в чью-то личную жизнь. – А вот заниматься разбойными нападениями, увозить чужой товар и убивать чужих солдат – это чьё дело? Это ведь твоих рук дело, Саприк? И давно ли ты ступил на эту дорогу?
– Это ошибка, – зашептал Гоша, – это ужасная ошибка.
– Неужели? Про какую ошибку ты говоришь? – Кореец приблизился к музыканту вплотную и поднял лицо. Пленники висели таким образом, что их головы располагались значительно выше уровня головы Корейца.
– Я ни в чём не виноват перед тобой, Кореец.
– Разве? Ты так вот прямо говоришь мне это? И ты не краснеешь от стыда? – Кореец повернулся к стоявшим за его спиной двум спутникам. – Почему его мама не умерла при родах?
Его голос выражал такое огромное удивление, такое откровенное потрясение от услышанных только что слов, что коротышка не удержался и захохотал.
– Ну, Корюха, я обоссусь щас, – коротышка ткнулся плешью в Корейца, содрогаясь всем телом. – Ты, бляха, в театре должен выступать.
– Тебе тоже смешно, Костик? – обратился Кореец к белобрысому, который расплылся в улыбке, глядя на трясущегося коротышку.
– А чё? Малыш и вправду обоссытся. Он пива выдул бутылок пять.
– А я не обоссусь, – Кореец повернулся к Гоше и с размаху ткнул его локтем в бок, где болтались мелкие клочки ваты на застывшей коричневой болячке.
– Ох! – Саприков качнулся, закрутился вокруг своей оси и провис, хотя провиснуть ниже было невозможно.
Рана тотчас открылась от нанесённого удара.
– Болит? – участливо спросил коротышка и, сцепив руки в «замок», без всякой нежности хлопнул Гошу по кровоточащему отверстию.
– Я ведь не случайно заговорил про кровь, – сказал Кореец, останавливая вращение Гоши. – Я буду пить твою кровь сам и угощать ею тебя, Гоша, чтобы ты оздоравливался по ходу нашего разговора.
Он вновь ударил пленника. Саприков дрыгнулся. Свет лампы врезался ему в глаз, пламенно разлился кругами. Комната завертелась, охваченная широким круговым движением, тысячи теней вплелись в хоровод поплывших пятен и предметов. Затем наступила кромешная тьма…
Лисицын, похолодев всем телом, беспомощно взирал на обмякшее тело музыканта.
– Похоже, наша беседа в уютном кабинете откладывается, господин Лисицын, – разочарованно развёл руками Кореец. – Может быть, вы слышали что-нибудь от Саприка по поводу украденного у меня товара?
– Нет.
– Это точно?
– Это точно.
– Ладно. Подожду, пока этот фрукт созреет, – Кореец шагнул к Гоше и обеими руками надавил на его рёбра, между которыми раскрылась чёрная плоть. Струйка крови брызнула налицо и грудь бандита. – Вот, срань, заляпался…
Кореец испытывал наслаждение. Он жадно глядел на свою жертву, и глаза его загорелись огнём, когда Саприков взвыл. Боль, лишившая Гошу сознания, теперь возвратила его в чувство. Глаза его стали выпуклыми и покраснели подступающими истерическими слезами. Нижняя челюсть отпала, обнажив белый ряд зубов и трясущийся язык. И в следующую секунду он закричал. Его вопль оглушил не только Лисицына. Все мастера заплечных дел бросились на Саприкова одновременно, колотя его со всех сторон и затыкая рот. Они не на шутку испугались, что крик такой дикой силы мог прорваться наружу через все стены.
– Сука сраная! Заткнись!
Гоша снова потерял сознание. Когда же он очнулся, Кореец мирно спросил:
– Может, скажешь, куда порошок мой дел?
– Отдал, – еле слышно вдохнул Гоша.
– Кому? – спокойно поинтересовался бандит, надевая тёмные очки.
– Сни…
– Что?
– Сни… ми…
– Не понимаю, – Кореец подошёл к нему.
– Сними… меня…
– Костик, сбрось его, – Кореец щёлкнул пальцами и указал на крюк.
Белобрысый обнял Гошу за ноги, приподнял немного, и верёвки соскочили с крюка.
– Может, вы и меня снимете по такому случаю? – устало спросил Сергей.
Кореец вперился в него чёрными стёклами и отрицательно покачал головой.
– Сперва этот член выложит мне всё до конца, а там посмотрим, – бандит склонился над Гошей.
И тут что-то случилось. Где-то громыхнуло, посыпалось, зашумело.
Позже Сергей многократно возвращался к тяжёлому грохоту, припоминая впечатление от него. Это был особенный грохот, не сравнимый ни с чем. Оглушительный, рассыпчатый и с металлическим каким-то оттенком.
Мгновение… И всё замерло. Кореец удивлённо повёл головой.
– Что ещё такое?
– Бомба? Кто бы мог? – перепуганно спросил коротышка.
Все находившиеся в комнатушке переглянулись, охваченные молчаливым непониманием и внезапным напряжением. Вскоре послышались голоса, неровный топот ног. И тут же гулкое стрекотание автомата прервало затянувшееся томительное ожидание. Свинцовая струя пробежала по стене, выдавив несколько человеческих вскриков, и забарабанила в дверную обшивку. Кореец метнулся к стене, затаившись там, куда должна была распахнуться дверь. Белобрысый Костик взглянул на коротышку и на парня, продолжавшего сидеть возле видеомагнитофона.
– У кого пушка с собой?
Все пожали плечами.
– Вы что? – прошипел Кореец. – На отдых сюда спустились, что ли? Почему стволы оставили?
– На кой хрен они здесь нужны? – виновато прошептал белобрысый.
– На этот вот самый, – главарь указал на дверь, за которой хлопнул очередной выстрел.
И вновь тишина. Затем голос:
– Кореец! Не глупи! Бросьте все стволы, и мы не станем мочить вас!
– Кто говорит? – Кореец втискивался в стену, будто желая раствориться в бетонной поверхности.
– Чемодан!
