— И зря не считают. Я правда виноват. Говорил же, все мы не безупречны, да еще как… Свою небезупречность надо принять, научиться с ней жить. И нести ответственность за ее проявления. Делай что хочешь, и будь что будет. Как-то непедагогично вышло, но ты ведь уже почти взрослая.
— А ты… правда веришь, что Олег вернется?
— Не знаю, Юль. Я знаю, что буду бороться до конца за то, чтобы он мог вернуться. Так вот я живу со своей небезупречностью — делаю то, что считаю нужным. Слушай, мне жаль, что так получилось с тем лагерем. Может, ты в другое какое место хочешь поехать?
— Да ладно, дома посижу, сколько там тех каникул… Есть что поделать по учебе на самом деле, раз уж придется пробиваться без Дара. Слушай, пора мне домой, наверно.
Чуть не спросил, не посидит ли она еще, раз уж зашла — больно уж неохота возвращаться к прерванному разговору с Олей. Нет, и правда поздно уже. Тем более что Юлю еще домой везти. Знаю, что такси с агрегаторами стали почти безопасными, каждый маневр каждого водителя записывается, и все равно Юля ими пользуется… и вообще она почти уже взрослая девушка. Но мне спокойнее передать ее Натахе с рук на руки.
Возвращаюсь через час. Оля уже поставила пирог в духовку и домывает посуду. Наблюдаю за ее легкими, уверенными движениями. Как она не устает после работы и учебы столько сил тратить на хозяйство? И как-то я буду снова привыкать жить один, если сейчас она выгонит меня? Черт, я так радовался, что внезапный визит Юльки дал мне отсрочку, но теперь жалею даже. Все уже было бы позади так или иначе.
— Чайку заварить тебе? — спрашивает Оля, убрав на место последнюю сковородку.
— Нет, спасибо. Послушай, я должен что-то сказать…
Оля садится напротив меня, облокачивается о стол, смотрит своими бесконечно теплыми глазами. И что, я должен сейчас сказать ей… Да, должен. Но она говорит все сама:
— Саша, раз ты так не хочешь этого говорить — почему думаешь, что я хочу это слышать?
Замираю, не закрыв до конца рот.
— Я очень ценю, что ты такой ответственный, — спокойно продолжает Оля. — Но наши недостатки — продолжение наших достоинств… Может, в кои-то веки дома не обязательно все контролировать? Могли бы мы оставить друг другу немного пространства, как думаешь?
— В смысле «пространства»? — мой голос звучит неожиданно хрипло.
Она правда имеет в виду?.. Похоже — да. В ее голосе спокойная уверенность женщины, которая знает, что ее никогда не променяют на другую.
— В прямом смысле. Я понимаю, что ты за меня переживаешь. Но меня расстраивает, что ты стремишься контролировать, куда я хожу и что делаю. Ты как будто считаешь, что я сама не способна отличить хорошее от плохого. Заметь, я же никогда в твои дела не лезу. Потому что доверяю тебе. Ты сам можешь решить, что для тебя хорошо. Понимаешь, Сань, я же не первый год на свете живу. Если человек чего-то хочет, он или будет делать это, или… истериками и шантажом его сдержать можно, но хорошо от этого не будет никому. Насмотрелась я на людей, которые ломали себя об колено. Мне этого не нужно, я не хочу никаких жертв. Мне хорошо с тобой, с Федькой ты ладишь — и этого довольно. Так что, может быть, не надо говорить мне того, чего я не хочу слышать? А лучше сказать наконец то, что я услышать хочу?
Я уже рядом с ней, подхватываю ее, прижимаю к себе, кружу по кухне.
— С ума сошел, фартук же грязный! Рубашку испачкаешь! Тебе нельзя, у тебя же нога! — Оля пытается сердиться, но тут же начинает заливисто хохотать. — А ну сейчас же поставь меня на место! Фи, фулюган!
Как же я люблю каждый ее завиток, каждую родинку, каждую нотку в ее смехе…
— Поставлю, когда ответишь на мой вопрос! Оля, я ужас до чего небезупречный тип. А ты — лучшее, что случилось в моей жизни. Выйдешь за меня замуж?
Оля обнимает меня за плечи и смеется:
— Ладно, ладно! Если поставишь меня на пол — выйду.
Глава 11
Пробуждение. Часть 1
Январь 2030 года
Открываю глаза. Потолок весело кружится, ковер на стене причудливо меняет узор, словно калейдоскоп. В голове шипастая гиря, которая при малейшем движении хотя бы даже глаз начинает медленно проворачиваться. Во рту как кошки нассали. Ох-ё, что ж я так накидался-то вчера… С универа такого не бывало, и вот на тебе — дал слабину на старости лет.
Пружина древнего дивана впивается в бок, но сил сменить позу нет. Сакраментальный вопрос «где я?» задать себе не успеваю — входит Виталя. Судя по обшарпанной обстановке, это его квартира… он упоминал, что унаследовал ее от бабки.
— А, проспался! — Виталя жизнерадостно лыбится. — А я, карочи, с утреца зашел к тебе в кабинет, а ты бухой в дрова, ваще лыка не вяжешь. Вот я тебя и отвез к себе на хату, чтоб ты в себя пришел слеганца. Не ссы, никто тебя не видел таким красивым. Я такси к пожарному выходу вызвал. И прибрался чутка в кабинете, так что все без палева.
— С-спасибо… А попить чо есть?
— Ща все по науке организуем…
Виталя выходит и через минуту возвращается с двумя щербатыми кружками в руках. Чай. Жадно глотаю и тут же чуть не сплевываю:
— Сладкий, зараза!
— Да, так и надо. С бодуна самое то, уж поверь. А если блевать потянет, то это к лучшему. Больше выйдет — чище будешь.
Похоже, он прав. Что-то такое припоминается из студенческого опыта. Эх, тогда я был моложе, организм легче переносил такой экстремизм… А может, просто память милосердно залакировала подробности.
Хорошо хоть рана на бедре уже почти зажила. Едва дохожу до сортира, держась за стеночку, а на одной ноге и вовсе не допрыгал бы.
— Теперь — душ! — командует Виталик после четырех кружек приторного чая и двух подходов к белому другу. — Такой холодный, какой можешь вынести! Потом горячий, и так по кругу! Я тебе полотенце нашел, чистое… ну почти.
Витале явно нравится раздавать начальнику руководящие указания. Что ж, следует признать, в области борьбы с похмельем он куда компетентнее меня, эксперт прямо-таки. После душа и новой порции сладкого чая каждая попытка думать уже не вызывает скрежещущей боли, словно в мозгу проворачивается ржавый винт. Но одновременно нарастает неприятное такое ощущение… то ли стыд, то ли тревога. Похоже, я вчера что-то наворотил. Где-то облажался.
В панике хватаю телефон. Он жалобно пищит о низком уровне заряда. Кое-как присобачиваю его к дешевой зарядке, торчащей из розетки. Последнее сообщение отправлено Оле, это я даже помню… предупреждаю, что заночую у себя. Всего две опечатки. В ответ — целующий смайлик. Здесь все нормалды. Больше я никому не писал и не звонил. Вроде бы гора с плеч, но… эх, еще что-то было. В оффлайне, значит, набедокурил.
Виталя торжественно вносит дымящуюся миску. По пустому уже желудку проходит спазм.
— Куриная лапша! Первое дело, — Виталя ставит миску передо мной. — Пока ты спал, метнулся тут в кафешку внизу, взял на вынос две порции.
Первую же ложку организм принимает с благодарностью. Виталя с несвойственным ему тактом выходит, а я, разглядывая выцветшие обои, воспроизвожу в памяти события вчерашнего вечера.
В начале вроде ничто не предвещало — встретились с майором Лехой в нашем обычном пабе. Три… ну ладно, четыре поллитры пива под хорошую еду экстремальными последствиями не чреваты, мы так почти каждую неделю баловались. Не в духе здорового образа жизни, конечно, но надо же иногда и согрешить. А вот вчера мы что-то разошлись, то есть расходились. Леху очередная баба бросила, и он переживал это сильнее, чем обычно… не молодеет наш ходок. Или еще хуже, у него серьезные чувства были в этот раз.
Вот всем хорош наш майор: и из себя орел, косая сажень в плечах, и работа пусть нервная, но все же героическая, и премиями начальство не обижает, и хата приличная в центре. Обаятельный — любую рассмешить может. И даже по характеру не сволочь, не без закидонов, конечно, но нормальный, в общем-то, мужик. Красотки любого возраста на него западают только в путь, а вот потом все у Лехи с ними идет наперекосяк. Это потому, что он главного про женщин не понимает. Хорошему мужику женщина простит многое: и работу сутками напролет, и бытовое раздолбайство, и даже, как выяснилось, загулы налево. Одного не прощают: когда мужчина сам не знает, чего хочет. Когда сегодня «люблю — трамвай куплю», а завтра «ой я такой одинокий волк». Женщина может потерпеть, сжав зубы, но недолго. А потом если с таким мужчиной и остается, пытаясь сама что-то за него захотеть, свой ум в его голову вложить — это разве что от бабской безысходности, с отчаяния, и ничего путного в итоге не выходит.
