– Ты что хочешь сделать?
– Передать Грому. Побега не будет!
– Успеется. Прежде надо все как следует обмозговать, – сказал Лип Тулиан. – На мой взгляд, было бы правильнее не отказываться от нашего плана. Ты думаешь, так легко прорваться в тюрьму? А если им не удастся нас выручить, что тогда?
– Робис командует. Все в порядке! – И Парабеллум выстукал: «Грому. Отменяется».
Лип Тулиан больше не пытался переубедить товарища по камере, но было заметно, что нервы его напряжены до крайности. Едва попробовав вечернюю похлебку, он тут же выплеснул ее на пол и позвал надзирателя.
– Чем нас тут кормят?! Собаки мы вам, что ли! Давайте сюда начальника, если не хотите, чтобы я пожаловался в Петербург.
– Господин начальник приказывали их так поздно не беспокоить! – отклонил требование надзиратель.
– А мне все равно! Давайте начальника, не то объявлю голодовку!
– Ладно, ладно, не ори только! – сердито проворчал надзиратель и вывел Липа Тулиана в коридор. – Погоди, задаст тебе начальник жару, в два счета отобьет всякую охоту жаловаться!
Однако, увидев Липа Тулиана, Людвиг ничуть не разозлился за поздний визит. Раскрыв дверь в кабинет, он сказал:
– Подождите, сейчас придет.
Лип Тулиан нервно ходил по комнате. Потом он заметил на столе написанный рукой Лихеева набросок донесения, который весьма заинтересовал его. А содержало оно вот что:
«…Осмелюсь напомнить вашему превосходительству, что Жених поступил к нам на службу, после того как выдал полиции распространителя подстрекательских листовок в банке. По нашему заданию он вступил в группу «Мстители» и оказал нам много важных услуг. Благодаря ему удалось арестовать известных террористов Грома и Букелиса. Чтобы укрепить репутацию Жениха в среде боевиков, было решено арестовать его и перевести в тайную полицию, с тем чтобы устроить ему побег, после того как Жених установит там прочные связи с боевиками. Сразу же после его мнимого ареста его освободил Атаман. Таким образом, Жених заслужил надлежащее доверие и был допущен к участию в нападении на Русский международный банк, о коем я уже имел честь докладывать вашему превосходительству. К сожалению, налетчикам откуда-то стало известно, что среди них есть предатель. Посему нельзя винить Жениха за частичную неудачу наших действий, направленных на ликвидацию террористической банды. Даже наоборот – он сумел своевременно и ловко отвести от себя подозрения (правда, открыв адрес нашей явки, каковую мы были вынуждены тотчас сменить). По наводке Жениха мы уже арестовали главарей банды: Макса Тераудса (Парабеллум) и Дину Пурмалис (Дайна). Поскольку, несмотря на все приложенные нами усилия, они не назвали место, где спрятаны деньги, мы поместили в тюрьму Жениха. Ему удалось разузнать адрес конспиративной квартиры боевиков, и она была нами разгромлена. Самая главная заслуга Жениха – умелая инсценировка побега в ночь с, 4 на 5 сентября. Следуя по пятам за Тераудсом и Пурмалис, каковые ни о чем не догадывались и потом оказались в нашей западне, мы обнаружили тайник с деньгами. К сожалению, из похищенных в банке 257000 (двухсот пятидесяти семи тысяч) рублей мы нашли лишь 154 583 (сто пятьдесят четыре тысячи пятьсот восемьдесят три) рубля, каковую сумму рассчитываем в ближайшие дни передать законным владельцам. Принимая во внимание все вышеизложенное, выражаю надежду на то, что Ваше превосходительство не откажется…»
Вошел Лихеев и, в первую очередь, бросил подозрительный взгляд на стол. Слава богу! К счастью, он оставил бумагу перевернутой текстом вниз. Лип Тулиан, который уже успел усесться в дальнем углу комнаты, в свою очередь подумал: «Слава богу, ничего не заметил. Не годится совать нос в тайны начальства. Это может вредно отразиться на здоровье».
– Вы могли бы и не утруждать себя приходом, – сказал Лихеев. – Я и без того знаю, что все пойдет как по нотам, вот даже донесение написал. Если уж Парабеллум вбил себе что-нибудь в голову, то его удержит только катастрофа.
– Если хотите знать, катастрофа произошла, но только для нас. Побег не состоится!
– Ты с ума сошел! Они должны бежать! Слишком много сил вложил я в это дело!…
– И я не меньше, – сказал Лип Тулиан, тоже повышая голос, – но на этот раз ничего не поможет. Парабеллум получил письмо, и все сорвалось…
– Проклятье, все летит к черту! Как я скажу об этом Регусу?! – Лихеев схватил свою докладную, скомкал ее и порвал.
Дважды пришлось Липу Тулиану повторить слово в слово содержание письма, пока до Лихеева дошел, его смысл – революционеры собираются штурмовать тюрьму.
– Ты говоришь, через десять дней? – переспросил он. – Ишь до чего босяки додумались! Ну ничего, еще успеем приготовить им достойный прием. Такие волчьи ямы устроим, что в них места хватит для всех рижских бунтарей. Целый полк казаков вызову!
– Тогда мне, господин Лихеев, в камеру больше никак возвращаться нельзя. Увидят казаков и поймут, что я предатель.
– Ничего твой Парабеллум не увидит. Не такой я дурак, чтобы до срока раскрывать свои карты. И боевики еще, пожалуй, струсят. Все произойдет в самую последнюю минуту. Как только они проникнут в тюрьму, так казаки сразу со всех сторон и подскочат. Тюрьма будет окружена, и никому из нее не улизнуть. – Он злорадно потер руки и подошел к окну, в котором бледно обозначился ущербный месяц. – Не зря боевики выбрали именно тринадцатое, – сказал он. – Через десять дней луны не будет! Хотели в темноте подкрасться… Такая предусмотрительность обернется против них самих. Это тринадцатое сентября запомнится им почище, чем тринадцатое января!… Ну, а теперь, Жених, давай назад в камеру! Будем надеяться, что ты выудишь еще какие-нибудь подробности.
Лип Тулиан замешкался у двери. Он думал о том, как могучие руки Парабеллума в свое время задушили барона Сиверса.
– Без оружия обратно не пойду!…
Не в характере Людвига было подслушивать чужие разговоры. Но Лихеев и Лип Тулиан разошлись вовсю и временами так повышали голос, что он не мог их не слышать. Какие-то бродяги собираются напасть на подвластную ему тюрьму, охраняемую сотней вооруженных людей. Это уж нечто неслыханное! Однако чем больше Людвиг думал об этом, тем беспокойнее становилось у него на душе. Да разве можно нынешние времена вообще считать нормальными? Сейчас даже стало опасно выходить в форме на улицу, того и гляди, сыграют штуку, как с начальником либавской тюрьмы. Еще немного – и самому самодержцу всероссийскому придется дрожать за свой трон… Страх в эти дни неслышными шагами расхаживал по стране, заглядывая во дворцы и замки, за тюремные стены. Пускай себе Лихеев мечтает о засадах и волчьих ямах. Дай бог, чтобы ему повезло переловить всех налетчиков. Но, ежели в суматохе из камеры удерет хоть один заключенный, отвечать придется ему, начальнику тюрьмы. И Людвиг решил позаботиться о том, чтобы этого не произошло.
