Иван Коновалов - Сержант и капитан

Ознакомительная версия.

Запыхавшийся филер выскочил из дверей музея, на лице его было отчаяние. Он уже думал, что упустил объект, но Никита, не замечая его, сидел на ступеньках и размышлял. Облегченно вздохнув, соглядатай прошел вперед и на другой стороне улицы уселся на металлическое ограждение. Затем он кого-то увидел, встал и исчез за домом. Через минуту его место занял «младший киллер». Он ел мороженое и оценивающе рассматривал проходящих мимо девушек.

Придется все-таки сегодня взять такси. Кладбище — вот их главный ориентир. Следовательно, чтобы их окончательно запутать, нужно действительно побродить по Троицкому кладбищу. Никита встал, разогнав окруживших его ноги голубей, и пошел ловить такси. Понимание того, что он почти разгадал столько дней мучивший его ребус, давало ему право на первый настоящий выходной. Жалко, что ему не с кем его провести.

На кладбище он долго ходил меж могилами, рассматривал кресты, памятники, читал надписи, посидел на нескольких лавках. «Младший киллер» с тоской наблюдал за его передвижениями, беспрестанно смотрел на часы и постоянно названивал по мобильному. Он что-то требовал, но каждый раз получал отказ, корчил недовольную рожу и прятал трубку в задний карман. Никита понял, что он на верном пути — кладбище заставляет их нервничать. Он решил его долго не мучить — раз у него сегодня выходной, то и филерам надо его предоставить. Это будет справедливо.

На такси Никита вернулся на площадь имени Ленина и пошел в понравившийся ему утром подвальчик, чтобы отметить в одиночестве долгожданную разгадку. Гнавшийся за ним на другом такси «младший киллер» в бешенстве замотал головой и снова выхватил мобильный. Он что-то долго кричал в трубку, подкрепляя свои слова ударами кулака по воздуху — видимо, он устал и требовал смену. Через пару минут из гостиницы выбежал «старший киллер», и они начали, пританцовывая, фыркать друг на друга. Какие-то киллеры-склочники, а может быть, бездельники. В любом случае младший добился своего — демонстративно сунув руки в карманы, он пошел в гостиницу. Старший плюнул ему вслед и неторопливо направился в сторону Никиты. Убедившись, что все в порядке — хвост на месте и уверен в том, что до сих пор не обнаружен, Никита дошел до подвальчика и остаток вечера провел с бутылкой армянского коньяку и непритязательной, но здоровой на вкус закуской. Подвальчик был совсем крохотный — всего несколько столов и барная стойка, так что «старший киллер» чувствовал себя крайне неуютно — ему некуда было спрятаться. С тоской он пил разливное пиво из большого бокала и пытался сосредоточить на чем-нибудь взгляд. Но телевизора в баре не было, барменша была на редкость уродлива, меню он быстро изучил вдоль и поперек, поэтому его взгляд, помимо его воли, постоянно сползал на объект слежки. Догадался бы взять газету, что ли. К счастью, Никита сидел к нему спиной и видел его отражение в начищенной стальной салфетнице. Он намеренно сел именно так, спиной к входу, чтобы они случайно не столкнулись глазами. Никита и так уже играл на грани, и любое явное свидетельство того, что он понимает, что за ним идет слежка, обратится против него.

Плотно поев и допив коньяк, Никита с сожалением ощутил, что не пьян. Чуть шумело в голове и кровь побежала чуть быстрей, не более того. Добавить бы еще, но Никита и так уже нарушил данное однажды самому себе слово не пить в одиночестве. Тем не менее, изображая сильное подпитие, он заплетающимся языком позвал официантку и залихватски бросил деньги на стол со словами: «Сдачи не надо». Резко встал, опрокинув стул, и, шатаясь, как моряк на суше, проследовал мимо закрывшегося пивной кружкой шпиона. Лестницу, ведущую из подвальчика на улицу, действительно пришлось преодолеть с некоторым трудом — все-таки коньяк в крови дал о себе знать.

Небо над Орлом было почти черным и низким-низким. Никита никогда не мог понять этот феномен — почему, чем в городе дома ниже, тем ближе небо, и чем выше, тем дальше? Как будто московские высотки изо всех сил отталкивают от себя небеса. Почему на Кавказе, когда летней ночью он лежал на земле, он мог дотянуться до звезд рукой, а в городе он их совсем не может разглядеть?

У него пропало всякое желание водить и дальше преследователей за нос. Хотелось спать. Наутро необходимо иметь свежую голову. Завтра — генеральное сражение. Но перед тем, как вступить в это сражение, нужно сделать еще кое-что — подбросить простреленный планшет во вражеский окоп с подробным, но фальшивым планом будущей битвы.

Добравшись до своего этажа в гостинице, он долго ковырялся ключом в замке и не мог открыть дверь. Мешая опьянение с игрой, Никита не справился с замком, привалился к стене рядом с дверью и тут же съехал вдоль нее на пол. Осмотрелся по сторонам — в дальнем конце коридора стали выглядывать из номеров любопытные. Возможно, среди них и нужные ему люди. Усугубляя ситуацию, Никита, закрыв глаза и отбивая ритм кулаком по полу, в полный голос запел:

— По полю танки грохотали, солдаты шли в последний бой, а молодого командира несли с разбитой головой…

— Братан, — донеслось с верхнего этажа через лестничный пролет, и на самом деле пьяный, без всякого кривляния голос, грянул в поддержку,

— По танку грохнула болванка, погиб наш славный экипаж…

Потом послышался грохот, песня оборвалась и сменилась неясными всхлипами и криками. Видимо, певец кубарем летел вниз, считая ступеньки, чтобы успеть к последнему куплету. На импровизированной эстрадной площадке появилась консьержка — бесформенная женщина лет то ли тридцати, то ли пятидесяти, с красным то ли от ожирения, то ли от дешевого вина лицом и, всплескивая руками, начала картинно причитать:

— Ай, божечки, набрался, что в номер попасть не может. Ты думаешь, мне охота тут с тобой возиться? Вот наряд вызову, они тебя вмиг приструнят.

Никита, пьяно сдвинув брови и скривив рот, недоуменно спросил:

— Наряд? Я же ничего не сломал.

Консьержка немного осеклась. Действительно, ничего не сломал. Но заложенная годами схема поведения взяла свое:

— Не сломал, так сломаешь. Знаю я вас. — Она осторожно пихнула его носком туфли, видимо, изображая бурю возмущения.

— Мамаша!!! — Никита поднялся спиной вдоль стены и широким захватом приобнял консьержку. Та испуганно содрогнулась, но вырваться не решилась.

— Мамаша, я же ведь ничего не сломал, ничего плохого не сделал, а пью я потому, что настроение у меня хорошее. А знаешь, почему настроение у меня хорошее? — Никита чуть не ткнул консьержке указательным пальцем в глаз. Палец задержал свое движение, и глаза консьержки от испуга съехались в одну точку на кончике пальца.

Ознакомительная версия.