— Впечатляет, и очень, — призналась я.
— Все эти предметы — вещдоки по возбужденным недавно делам, связанным с хищением, подделкой и переправкой за рубеж антиквариата, ювелирных изделий, произведений искусства в Ленинграде. Нами вкупе с ГУВД и прокуратурой замечено: все преступные операции, так или иначе связанные с антиквариатом, в нашем городе ведутся мощной и хорошо организованной преступной группой. Причем эта группа имеет устойчивые выходы на зарубежных клиентов, методично переправляя туда требуемый «товар». Группа, по нашим наблюдениям, имеет хорошо разработанную иерархическую структуру, здесь есть свои сбытчики, свои наводчики, свои «вышибалы», свои охранники, есть даже своя подпольная мастерская по изготовлению ювелирных подделок «под Фаберже», которые не без успеха сбываются на Западе. В деятельность группы входит выявление в городе всех крупных коллекций антиквариата, монет, живописи, других произведений искусства, естественно, с целью похищения. Нами для того, чтобы найти и задержать всех участников группы, а также их зарубежных соучастников, давно уже предпринимаются самые серьезные меры. Но увы… — Красильщиков вздохнул, разглядывая стол. — Увы, пока нам удалось задержать лишь так называемую мелкую шушеру. «Шестерок». Никаких выходов на руководство преступной группой, на «головку», у нас нет.
— Шестерки, естественно, берут всю вину на себя, — добавил Игнатьев, — понимая, что, если они выдадут верхушку, им несдобровать. В любом случае, будут ли они после этого признания отбывать наказание или не будут.
Я посмотрела на Красильщикова:
— Сергей Кононович, а вы уверены, что убийство Лещенко может быть связано с «антикварной группой»?
— Юлия Сергеевна, тот же вопрос я могу задать вам. Кстати, у вас не возникло ощущения, что это дело так или иначе связано с расчетом сбыть коллекцию за рубеж?
— Сергей Кононович, я уже задавала себе этот вопрос. Без сомнения, коллекция представляет международный интерес, но по моим материалам никаких признаков, говорящих об участии в деле иностранцев или о попытке сбыть коллекцию за границу пока нет. Для меня, как для следователя, налицо лишь убийство и ограбление. Причем, по показаниям свидетелей, оно было, скорее всего, совершено подданным СССР.
Я коротко рассказала о том, что мне удалось узнать на Двинской. Русинов посмотрел на Красильщикова и Игнатьева. Сказал:
— Судя по всему, этот «шатен в джинсах» наверняка не был иностранцем. Вы пока на него не вышли?
— Веду поиски, есть какие-то следы, но пока никто не задержан.
— Ясно, — Русинов снова обменялся коротким взглядом с Игнатьевым. — Из ГУВД нам сообщили, что в показаниях свидетелей фигурировала фамилия некоего Долгополова. Правильно?
— Правильно. Насколько я поняла, этот Долгополов был кем-то вроде добровольного секретаря убитого.
— Случайно вы не успели его допросить?
— Нет. Но я вызвала его повесткой на завтра, на десять утра.
— Понятно. — Русинов замолчал, покосившись на Красильщикова. Тот вздохнул:
— Видите ли, Юлия Сергеевна, этот Долгополов давно уже попал в наше поле зрения. Установлены и даже зафиксированы его устойчивые контакты с иностранцами, а также с крупными ленинградскими фарцовщиками и иными преступными элементами. Работая экспедитором Ленгораптекоуправления, Долгополов ведет довольно широкий образ жизни, постоянно посещает лучшие рестораны, вроде «Астории», «Тройки», «Европейской», «Прибалтийской». Но, во-первых, для его задержания материала у нас маловато, во-вторых, мы рассчитывали, что Долгополов поможет нам зацепиться за кого-то еще. Ну и, как говорится, проморгали. Поскольку сегодня утром Лещенко, являющийся в некотором роде патроном Долгополова, был убит. Но это еще не все.
— Не все? — сказала я.
— Да, не все. Игорь Григорьевич, будьте добры, ту кассету, помните?
Найдя в одном из ящиков нужную кассету, Игнатьев вставил ее в видеомагнитофон и включил аппарат. На экране возникли короткие, смонтированные «встык» и явно снятые скрытой камерой планы летнего Ленинграда «с участием» двух людей: молодого невзрачного блондина, одетого во все «фирменное», и иностранца средних лет. Вот блондин идет по Невскому проспекту; вот этот же блондин с безучастным видом стоит около входа в ресторан «Баку»; вот к стоящему возле «Баку» блондину подходит мужчина лет пятидесяти, внешне очень похожий на иностранца; затем они, что-то коротко сказав друг другу, исчезают в дверях ресторана. Дав мне возможность насладиться зрелищем этой пары внутри ресторана, Игнатьев по знаку Красильщикова выключил видеомагнитофон.
— Юлия Сергеевна, вы никогда не видели этих людей? — спросил Красильщиков.
— Никогда.
— Понятно. Тот, кто помоложе, — упомянутый Долгополов. Иностранец — некто Джон Пайментс, по нашим данным, известный лондонский маршан[3], коллекционер, участник аукционов «Сотби» и «Кристи», не раз приезжавший в Ленинград и проявлявший устойчивый интерес к приобретению антиквариата, монет, картин и других произведений искусства. То, что вы видели, снято в прошлом году; именно тогда в наше поле зрения попали оба, Долгополов и Пайментс. Ну а сегодня… Игорь Григорьевич, может, продолжите?
— С удовольствием, вернее, с неудовольствием, — сказал Игнатьев. — Сегодня утром этот Пайментс прибыл в Ленинград на круизном теплоходе «Академик Медников». Отказавшись от участия в экскурсии, вышел в город. Где он был и что делал, неизвестно, но примерно час тому назад Пайментс, как нам сообщили с КПП Пулковского аэропорта, вылетел в Лондон, прервав свой довольно дорогостоящий круиз. Я на всякий случай связался с Ленаптекоуправлением, ну и… там мне сообщили: экспедитор Долгополов утром, то есть как раз тогда, когда Пайментс вышел в город, отпросился домой. Якобы в связи с болезнью матери. И до сих пор не пришел. Конечно, все это может быть совпадением, но… сами понимаете.
— Понимаю, — тихо сказала я.
Красильщиков улыбнулся:
— Юлия Сергеевна, не будем больше отнимать ваше время. Скажу лишь, что все перечисленные здесь дела по «антикварной группе» нам по понятным причинам пришлось либо забрать к себе, либо тесно подключиться к ним. С тем же самым предложением я выхожу сейчас к вам. Думаю, это дело нам нужно с вами вести в самом тесном контакте. Как вы считаете?
— Сергей Кононович, я в этом убеждена.
— Отлично. В таком случае мы смотрим на вас с надеждой и рекомендуем в помощники Владимира Анатольевича Русинова. Прошу любить и жаловать. Владимир Анатольевич у нас большой знаток и любитель искусства и вообще признанный специалист именно по этой части.
