— Это все понятно, — сказал Кравчук, — но вот в Мюнхен какая сила вас затянула?
— Затянула! — с горечью признался Дмитро. — Форсировали вы Днепр и под Бродами хваленой нашей дивизии СС “Галиция” такой разгром задали, что сразу по всему Прикарпатью эхо прокатилось. Ну, проводники стали агитацию вести, чтобы мы на Запад убегали. “А если останетесь, говорили, большевики придут и не будут разбирать, кто где был — всех на телеграфные столбы”. Ну, я так перепугался, что взял ноги на плечи и только в Баварии передохнул…
— Выходит, жалеете, что на Запад мотанули? — сказал, улыбаясь, полковник.
— Спрашиваете! Сколько моих ровесников, что здесь, в крае остались, уже получили высшее образование, инженерами работают, агрономами. Я ведь слушал, живя в Мюнхене львовское радио. Станислав слушал. Часто в тех передачах знакомые фамилии попадались, голоса односельчан узнавал. Слушаю — а у самого слезы на глаза накатываются… И завидую им… — с горечью продолжал Дмитро. — Вот вчера ночью, как услышал в селе песню украинскую, чуть слезами не залился. А ведь те, в Мюнхене, говорили, что большевики почти все украинское население в Сибирь вывезли… Но не в этом дело. Сколько молодых лет загублено!
— Родня у вас есть? — спросил Кравчук.
— Сестры… Братья… Старенькая мать осталась. Возле Яремче. Но все равно я для них пропащий…
— Не любят вас? — спросил Кравчук.
— Не в том дело, — проронил Дмитро. — Когда мы были уже в Баварии и кончилась война, я послушал вожака и подговорил хлопцев, чтобы те написали домой, что собственными глазами видели, как в Польше меня бомба убила. Так с той поры я для своей родни в покойниках числюсь.
— Как же вас раньше звали? — спросил Кравчук.
— Выдра — это псевдо. А по-настоящему я пишусь Дмитро Михайлович Кучма. Так и крестили меня в Ямном.
— Ну, добро, Дмитро, — сказал полковник, нажимая кнопку звонка. — Мы с вами еще поговорим подробнее. И не раз.
Появился в дверях конвоир. Неловкими шагами, кланяясь и оглядываясь, ушел Дмитро Кучма.
— Да, любопытный случай, — промолвил полковник. — Если все то, что он сказал, правда… Хотя вы знаете, Николай Романович, мне почему-то кажется, что особой психологической загадки в его судьбе нет.
— Насколько я понимаю, для начала комбинации надо брать “газик” и ехать в Ямное, где живут родители нашего “покойника”? — спросил Кравчук, поглядывая с улыбкой на Прудько.
— Вы, Николай Романович, угадываете мои мысли, — сказал полковник. — Только переоденьтесь. И все делайте очень конспиративно. На месте сориентируетесь, что и как. Относительно Дыра запросили?
— Сегодня. Шифровкой.
— Он по-прежнему крутит?
— Не мычит, не телится. То шельма меченая! — сказал Кравчук, прощаясь с полковником.
Плохо Почаевцу…Охранники Хмары — Реброруб и Стреляный — вели Почаевца весенним лесом к маленькой полянке над скалистым обрывом. Высокие серостволые буки еще не успели выбросить молодую листву. Но отовсюду из-под палого, прошлогоднего снега пробивались стрелки подснежников и других первых цветов весны. Где-то внизу, петляя под обрывом, шумела в каменном русле горная речушка. Тоскливо посмотрев на утреннее солнце, услышал ее шум Почаевец и еще раз подумал:
“Дернула же нас нелегкая интересоваться ее исчезнувшим течением! Прошли бы мимо и сейчас гуляли на свадьбе в Яремче. А так…”
…На маленькой полянке были люди. Почаевца подвели к буковому пню, заменяющему стул, на котором сидел у походного столика Хмара. Поодаль расположились его охранники.
Хмара посмотрел на геолога так, будто увидел его впервые, и резко спросил:
— …Слушай, ты! Со мной шутки плохи. Последний раз тебя спрашиваю: что вы нашли в прошлом году на Алтае?
Почаевец посмотрел в упор на бандитского вожака и спокойно ответил:
— Гонобобель.
— Гонобобель? — заинтересовался Хмара. — А что это такое?
— Ягода такая. Иногда ее называют голубикой. Растет преимущественно в северных лесах…
Хмара вскочил и закричал:
— Ах ты, сатана! — и сделал условный знак своим боевикам.
Почаевца прислонили к высокому буку, а Смок, отложив протокол, поплевав на свои сухие ладони, подошел к геологу и начал постепенно закручивать “удавку”.
…Полное предсмертной муки багровеющее лицо Почаевца было запрокинуто к весеннему небу. Он тщетно пытался поймать воздух посиневшими губами.
Хмара подошел к Смоку и стал рядом.
— Что? Приятно? — глядя геологу в глаза, издевался Хмара. — Так вот, тихонечко, постепенно весь тот советский дух из тебя и выйдет…
Таким страшным, полным невыносимого страдания было лицо Почаевца, что даже один из видавших виды бандитов, молодой, долговязый хлопец по кличке “Потап” отвернулся и заслонил рукой белесые глаза.
…Теряя сознание, Почаевец упал. Один из бандитов приподнял и оплеснул лицо геолога водой из манерки.
— Скажешь теперь? — наклоняясь над Почаевцем, закричал Хмара.
Очнувшийся Почаевец кивнул в знак согласия головой.
Боевики освободили “удавку”, подняли геолога. Почаевец несколько раз жадно глотнул воздух, а потом из последних сил плюнул Хмаре в лицо. Хмара отскочил, утерся кожаным рукавом куртки и разъяренно бросил:
— Прикончить геолога!..
Еще не остывший от ярости, Хмара спустился по скрипучей лестнице в свой запасной бункер. Бандеровцы, бывшие здесь, почтительно вскочили.
— А ну, давайте сюда того, другого! — крикнул Хмара, усаживаясь на табуретку.
Смок — неизменный его секретарь — раскрыл папку с протоколами допроса.
Бандиты подтащили Березняка к столу.
— Так где вы были после Алтая?
— Я же вам сказал: в Армении, — спокойно ответил Хмаре геолог.
Удивленный его спокойным ответом и видимым желанием вести откровенный разговор, Хмара спросил:
— Что же вы искали в Армении?
— Золото!
— Золото? — недоверчиво переспросил проводник. — А если мы тебе дадим карту, ты сможешь начертить, где там залегает золото?
— Как же я это сделаю, если у меня руки связаны?
— Для такого дела развяжем! — сказал проводник и дал знак бандитам.
Нежданный гостьИ никогда не мог бы предположить Березняк, расправляя затекшие руки со следами веревок на коже, что в эту самую минуту его старушка-мать, живущая в небольшом местечке Корец, принимает как желанного гостя, того самого Стреляного, который выследил геологов в глухом урочище Черного леса еще задолго до того, как они приблизились к тайным бандитским бункерам.
Он пробрался в Корец по заданию Хмары, чтобы проверить, верны ли показания Березняка, нашел маленький домик, где жила его мать, и, представившись фронтовым приятелем сына, без особого труда вошел в доверие Анны Матвеевны. Одетый в полувоенную форму, типичный демобилизованный, каких много тогда разъезжало по стране, нежданный гость не вызвал у старушки никаких опасений. Она пригласила его к столу, нарезала свежий хлеб, подвинула масло, налила крепкого чая в тяжелый, граненый стакан. Прихлебывая чай с вареньем, Стреляный, озираясь по сторонам, сказал:
