4. Город делится на пять оперативных районов…»
Дочитав приказ (последние пункты майор Вольф лишь проглядел, так как к нему они отношения не имели), начальник разведки спрятал документ и, улыбаясь, поднял телефонную трубку. Телефонист вызвал гестапо.
— Алло!.. Это вы, Понтер? Хайль Гитлер!.. Поздравляю с возвращением… У меня для вас, возможно, будут новости… Нет, нет! Это летчик, штурман бомбардировщика… Исключено, Понтер. Я осматривал самолет. Это новый двухмоторный. Для десантов не используется… А вот это другое дело!.. Не по телефону… Я жажду вас увидеть, Гюнтер! У вас же тьма новостей! Обедаете дома?.. Считайте, что я напросился на обед.
Вольф, все еще улыбаясь, опустил трубку. Он радовался, что штурмбаннфюрер Раббе вернулся, наконец, из Будапешта. Любопытно, что он там слышал? Каковы планы верхов? Решится фюрер отвести войска из Венгрии для обороны границ рейха или оставит войска здесь? Скорее всего оставит здесь. Для чего же было присылать в Будапешт Отто Скорцени и похищать этого старика Хорти? Впрочем… фюрер может рассчитывать на салашистов. И тогда войска отведут.
Вольф вышел из-за стола, остановился перед картой фронтов. Сигарета вяло повисла в уголке крупного рта.
Д-а-а… Русские уже в Прибалтике, в Пруссии, в Польше, в Румынии. Они вошли в Белград. Они откололи Румынию. Вторглись и сюда, в Венгрию. Черт знает, откуда у них берутся силы!
Пепел упал на пол, майор Вольф недовольно поморщился, ткнул сигарету в пепельницу, вздохнул.
Апеннинский полуостров потерян, позиции в Африке потеряны, американцы и англичане высадились во Франции…
Правильно, одними военными действиями выиграть войну уже нельзя. Нужна дипломатия, нужно столкнуть Запад с Востоком, а пока — диверсии, диверсии и диверсии! В тылу у русских надо действовать со всей решительностью. Ну и, конечно, надо готовить агентуру. Как бы ни повернулись события, агентура — это валюта, не подверженная изъятию и девальвациям. Агентура надежней долларов в южноамериканских банках. Еще неизвестно, доберешься ли до Южной Америки, а если у тебя есть агентура, ты хозяин положения. Ты будешь нужен.
На пороге вытянулась долговязая фигура адъютанта.
— Давайте штурмана Телкина, — сказал Вольф.
Он вернулся к столу и опустился в кресло.
Голова и кисть правой руки пленного были аккуратно перевязаны ослепительно белыми бинтами, на ногах штурмана уже были унты, из-под левого обшлага комбинезона виднелся металлический ободок часов.
— Ну вот! Теперь вы совсем иначе выглядите! — воскликнул Вольф. — Совсем иначе!
Пленный не отвечал, глядя куда-то в угол, поверх головы майора.
Вольф повертел в пальцах граненый карандашик.
— Может быть, присядете, господин лейтенант? — сказал Вольф, внимательно следя, как пленный берет стул, размашисто подвигает к самому столу и плюхается на сиденье.
— А ведь нехорошо, герр майор! — сказал пленный, смотря на Вольфа.
— Что вы имеете в виду, лейтенант?
— Письма чужие читать нехорошо.
Вольф откинулся на спинку кресла, покачал головой:
— Вы не учитываете специфики моей профессии.
— Мне до вашей профессии дела нет!
— Ну как так — «дела нет»! Вы же у меня в гостях находитесь… Кстати, вас нактэрмили?
— Куском хлеба купить хотите? — спросил пленный.
— Приберегите сильные выражения, Телкин! Я полагал, что вы просто сочтете нужным поблагодарить за завтрак. У культурных людей так принято.
— Считайте, что я некультурный.
— Не могу так считать. Вы летчик, офицер, а офицеры всегда были и будут носителями высшей культуры, лейтенант.
Пленный промолчал, только криво улыбнулся. Майор Вольф развел руками, положил ладони на стол.
— Боже мой! Когда вы поймете, что попали не к зверям, не к насильникам и убийцам, а к людям, Телкин?
— Верните письма! — сказал пленный. — Раз вы такой заботливый и культурный, верните письма!
— Верну, — сказал майор Вольф. — Вы, кстати, женаты?
— До этого вам нет дела!
— Опять ошибаетесь, лейтенант. Опять не учитываете моей профессии.
— Чужие письма читать — профессия?
— И чужие письма читать и досконально изучать семейные обстоятельства всех новых знакомых.
— Грязная у вас профессия, выходит!
Майор Вольф улыбался. «Главное, что ты заговорил, милейший! — думал майор. — Ты заговорил, и это главное!»
— Ну, почему же грязная? — спросил он. — Профессия как профессия.
— Сволочная!
— Ах, вы имеете в виду нарушение некоторых моральных норм? Так это пустяки, Телкин! Уверяю вас! Всякий человек немножечко грешен, не так ли? Ну, там — измена жене, лишняя рюмочка, забытый должок, лесть… Со всеми случается, не правда ли?
— Со мной не случалось.
— Молоды вы очень. Двадцать лет! Разве это возраст? Вы еще и жить не начинали, Телкин. Поэтому и смогите на все сквозь розовые очки. Но вы не станете меня уверять, будто все ваши друзья и начальники ангелы во плоти? Не станете, верно?
— Вас уверять — время тратить.
Майор поиграл карандашом, укоризненно покачал головой.
— Слова, дорогой лейтенант! Слова! Люди всегда нарушали, нарушают и будут нарушать моральные нормы. Таково уж свойство человеческой натуры. Его порождает неудовлетворение имеющимся… Вы следите за моей мыслью, лейтенант?
Пленный молча скривил губы.
— Итак, — сказал Вольф, — признавая, что людям свойственно нарушать нормы вообще и моральные в частности, надо признать и то, что принципиальной-то разницы между мелким нарушением и крупным не существует! Так? Остается, следовательно, вопрос масштабности. Вы согласны?
— Нет, — сказал пленный. — Не согласен. Мораль-то у нас с вами разная.
— Но, но, но! — поднял ладони майор Вольф. — Чепуха! Мораль извечна и везде одинакова: не убий, не укради, не пожелай жены ближнего своего… Разве не так?
— Нет, не так.
— Э! Не кривите душой, лейтенант! Не кривите!.. Знаете, такие взгляды просто страшны!.. Конечно, не ваши личные взгляды. Страшны взгляды миллионов людей, разделяющих ваши убеждения… Знаете почему? — И так как пленный не отвечал, только горбился и все глядел в сторону, майор пояснил: — Потому что, опираясь на ваш трепет перед нарушением так называемых моральных норм, и существует нынешний мир. Тот самый мир, который вас не устраивает, лейтенант, который вы хотите переделать.
Пленный поднял голову, и майор Вольф заметил тень тревожного удивления на лице штурмана, впрочем тут же скрытую привычной кривой улыбкой.
— Здорово! — сказал пленный. — Вы, значит, тоже против нынешнего мира? Тоже за новый мир? За добрый и чистый?.. Спасибо, объяснили…
