Когда они подкатили к огромному вокзалу, какой-то подросток лет пятнадцати бросился открывать дверцу роскошного экипажа. Но соскочивший в ту же минуту с козел лакей Жана, обиженный непрошенным вмешательством в его служебные обязанности, так грубо отшвырнул мальчика от кареты, что тот растянулся во весь рост, больно ударившись лицом о мостовую. Богатство не ожесточило сердца героев Клондайка. Все трое невольно вскрикнули, а Жан, поспешно выйдя из кареты, подхватил парня подмышки и поставил его на ноги:
– Не очень больно?.» Все цело?.. Прости, друг, и, прошу тебя, прими маленькое вознаграждение.
А подросток, хотя у него обильно струилась из носу кровь и ему было очень больно, заставил себя улыбнуться и пробормотал:
– Вы очень добры, но, право, ничего…
Ни упрека, ни малейшего намерения поскандалить, чтобы извлечь выгоду из происшествия.
От взгляда Жана не ускользнуло, что у подростка приятная внешность, что одет он опрятно и что в нем нет ничего от классического типа открывателя каретных дверей * . Облик Гавроша * , но отнюдь не уличного хулигана. Все это мгновенно промелькнуло в голове Жана. Порывшись в жилетном кармане, он вытащил оттуда горстку луидоров * и протянул их мальчику.
– Бери, не стесняйся, – сказал Жан Грандье, – и не поминай лихом нашу встречу.
Мальчик краснеет, бледнеет, смотрит, разинув от изумления рот, на золотые монеты и, наконец, восклицает:
– И все это мне? Из-за какого-то шлепка о мостовую? Здорово!.. Благодарю вас, князь! Наконец-то я выберусь за фортифы * и полюбуюсь на белый свет!
– Ты любишь путешествовать? – спросил Жан.
– До безумия! С пеленок мечтал… А теперь вот благодаря вам я могу купить билет до Марселя.
– Постой, постой, но почему же именно в Марсель? – воскликнул Жан.
– Потому что уж там-то я как-нибудь обернусь и непременно попаду в страну буров.
– Что?! Ты хочешь в волонтеры?! – невольно вырвалось у Жана.
– Да. Уж больно хочется поколотить этих англича-нишек, которые мучают буров!
Леон Фортэн и его жена с интересом прислушивались к разговору, в котором собеседники перескакивали с пятого на десятое.
– Как тебя зовут? – без лишних предисловий спросил Жан.
– Фанфан.
– Где живешь?
– Раньше жил на улице Гренета, двенадцать, а теперь так, вообще… ну, просто на улице.
– Родители есть?
– Отец. Он пьянствует все триста шестьдесят пять дней в году и уж никак не меньше двух раз в сутки награждает меня колотушками. А позавчера совсем из дому выгнал.
– А мать?
– Пять лет, как умерла, – ответил мальчик, и на глазах у него блеснули слезы.
– Так, значит, ты твердо решил записаться в трансваальскую армию?
– О да!
– В таком случае, Фанфан, я беру тебя с собой,
– Не может быть!.. Благодарю от всего сердца! С этой минуты я ваш и на всю жизнь! Увидите, как предан будет вам Фанфан!
Так капитан Сорви-голова завербовал первого добровольца в свою роту разведчиков.
В Марселе Жан завербовал еще одного добровольца, который работал раньше поваренком на морском пароходе, а теперь был без места. Его, как и всякого провансальца, звали Мариусом, и он охотно отзывался на прозвище «Моко».
В Александрии Жан завербовал сразу двоих. То были юнги: один – итальянец, другой – немец; оба они только что вышли из больницы и ожидали отправки на родину. Немца звали Фрицем, итальянца – Пьетро.
Рассмеявшись, Жан сказал Фанфану:
– Четыре человека – целый полувзвод, и я его капрал!
Вербовка этого разноязычного интернационального отряда продолжалась всю дорогу.
В Адене Жан наткнулся на двух алжирских арабов. Их вывез из Алжира губернатор Обока *, но они бежали от него и теперь старались как нибудь устроиться. Они говорили на ломаном французском языке и охотно согласились следовать за внушавшим доверие молодым человеком, который к тому же предложил им великолепное жалованье.
Наконец, уже на пароходе, Жан Грандье встретился с семьей бедных французских эмигрантов, отправлявшихся попытать счастья на Мадагаскар.
Их было пятнадцать человек, считая племянников и других дальних родственников. И, увы, все они были так бедны, что даже легендарная, ставшая нарицательной нищета Иова *, наверное, показалась бы им богатством.
Молодость и энтузиазм Жана произвели сильное впечатление на этот маленький клан, и ему удалось уговорить трех юношей последовать за ним в Трансвааль Под предлогом возмещения убытков за потерю трех пар здоровых молодых рук, которых он временно лишал семью, Жан вручил главе семьи десять тысяч франков и обещал выплатить столько же после окончания кампании.
«И все же мне хотелось бы пополнить свой отряд до дюжины»,– думал Жан, превратившись из капрала во взводного.
Результаты, которых он добился в этом отношении по прибытии в Лоренцо-Маркес, превзошли все его ожидания.
Жан, как человек, привыкший надеяться только на самого себя, привез из Франции на сто тысяч франков оружия, боеприпасов, одежды, обуви, предметов снаряжения и упряжи. Он знал, что на войне все может понадобиться. Правда, его немного тревожил вопрос о выгрузке этого более чем подозрительного багажа на португальской территории. Однако, несмотря на свою молодость, наш друг был достаточно дальновидным и опытным парнем, ибо опасные приключения являются лучшей школой жизни. Поэтому, когда корабль пришвартовался, Жан преспокойно оставил на его борту свой огромный груз, а сам отправился на дом к начальнику португальской таможни.
Лузитанское * правительство плохо оплачивало своих служащих. Жалованье им выдавали редко, а зачастую и совсем не выдавали. Им предоставлялась полная свобода выкручиваться как угодно из этого неприятного положения. Они и выкручивались, да так ловко, что жили совсем неплохо и даже довольно быстро наживали состояние, и это, несомненно, свидетельствовало об их изумительных административных способностях.
Жан Грандье, осведомленный об этой особенности их существования, поговорил несколько минут (ведь время теперь-деньги!) с его превосходительством и тут же получил разрешение на немедленную выгрузку своей поклажи.
Его превосходительство потребовал лишь заверения, что в многочисленных и тяжелых ящиках находятся орудия производства.
Жан, не моргнув, охотно уверил его в этом и уплатил таможенные пошлины.
Многим эти пошлины показались бы, вероятно, несколько раздутыми, ибо они составили кругленькую сумму в тридцать пять тысяч золотых франков, из которых лишь пять тысяч приходились на долю правительства, остальные же тридцать шли в карман его превосходительства. Но ведь его превосходительство, в свою очередь. должен был вознаградить за временную слепоту английских контролеров, а это стоило ему нескольких крон.
Жан был в восторге от своей сделки и приказал, не мешкая ни минуты, выгружать «орудия производства», которые тут же были отправлены по железной дороге в Преторию.
Неистощимое великодушие и неиссякаемая веселость Жана производили сильное впечатление на всех, кто сталкивался с ним. Его умение, не командуя, одним лишь словом или даже просто жестом заставить повиноваться себе, его сдержанность, его исполненная собственного достоинства непринужденность в обхождении с людьми, его уверенность в себе – все выдавало в нем вождя.
Первые его товарищи, фанатически поверившие в него, вербовали ему все новых и новых сторонников. Так, они привели к нему двух молодых креолов из Реюньона *, которые, попытав счастья в шахтах Трансвааля, возвращались домой без единого лиарда *. Затем были завербованы два молодых португальских солдата, дезертировавшие по какой-то веской причине из своих частей, и, наконец, юнга торгового флота, страстный любитель приключений, который немедленно покинул свой корабль, чтобы примкнуть к ним.
