В доме установилась гробовая тишина. Ни единого звука, только неестественно громкое тиканье часов на каминной полке.
С минуту я предпринимал отчаянные попытки освободить руки, но лента держала крепко. Я перестал дергаться и распластался на кушетке.
И тут я вспомнил о Люсиль. Ведь она лежит в спальне, привязанная к кровати! Может быть, ей удалось освободиться? Тогда она сейчас развяжет меня.
— Люсиль! — позвал я. — Люсиль! Вы меня слышите?
Я прислушался. Ответа не было. Не было вообще никаких звуков, разве что равномерно продолжали тикать часы да еще занавески легонько хлопали, когда их тревожил ветер.
— Люсиль! — Я уже кричал. — Отвечайте, Люсиль!
Полная тишина. На лице у меня вдруг выступил холодный пот. А если с ней что-нибудь случилось? Или ей удалось освободиться и она сбежала?
— Люсиль!
На этот раз до моего слуха донесся какой-то звук: где-то в коридоре тихо открылась дверь. Возможно, дверь моей спальни!
Я приподнял голову.
Дверь чуть скрипнула — значит, это и правда была дверь моей спальни! Уже больше месяца я собирался смазать петли, но мешала лень.
— Это вы, Люсиль? — громко крикнул я.
Я услышал, как кто-то идет по коридору. Это были медленные, тяжелые шаги, и меня вдруг охватил страх, какого я не испытывал ни разу в жизни.
Это не Люсиль. Медленные, спокойные шаги — женщина не может ступать так тяжело. По коридору шел мужчина, и вышел этот мужчина из спальни, где я оставил Люсиль, связанную и беспомощную.
— Кто там? — Я не узнал своего голоса, сердце молотом стучало в груди.
Звук медленных, тяжелых шагов приблизился и замер около входа в гостиную. Наступила тишина.
Я весь покрылся потом. По ту сторону двери кто-то дышал спокойно и размеренно.
— Ну давайте же входите, черт вас дери! — воскликнул я, потому что этого не могли выдержать никакие нервы. — Что вы там играете в прятки? Входите, покажитесь!
Дверь медленно начала открываться.
Этот человек явно намеревался испугать меня, и ему это полностью удалось.
Дверь открылась. Не будь я привязан к кушетке, я, наверное, от неожиданности подскочил бы до потолка.
В дверях стоял высокий крепкий человек. Он был одет в голубой спортивный пиджак, серые фланелевые брюки и неброские коричневые полуботинки. Он стоял, засунув руки в карманы, а большие пальцы торчали наружу и целились в меня.
Я смотрел на него, не веря своим глазам. Сердце вдруг сковал холод.
В дверях стоял Роджер Эйткен.
2
При виде выражения его лица меня охватил немыслимый, почти религиозный страх. Ступая тяжело, неторопливо и размеренно, он вошел в комнату.
Мне сразу бросилось в глаза, что он не хромал, а шел так, как ходил всегда, но тем не менее несколько дней назад он упал на ступеньках перед «Плаза Грилл» и сломал себе ногу.
Такое бывает в кошмарном сне. Это был Эйткен, и в то же время это был не Эйткен. Злобное лицо, блестящие глаза — нет, это какой-то другой человек принял облик Эйткена. Этого человека я не знаю, и он пугает меня до смерти. Но тут много раз слышанный, знакомый голос сказал:
— Кажется, я немного испугал вас, Скотт.
Да, это был Эйткен. Ему, и только ему, принадлежали этот голос и эта улыбка.
— Да. — Я говорил хрипло и нетвердо. — Испугали, и здорово. Вижу, вам удалось очень быстро вылечить ногу.
— А с ней ничего и не было, — сказал он, останавливаясь около меня. Его блестящие глаза неторопливо обшаривали мое лицо. — Вся эта история была подстроена специально для того, чтобы вы смогли познакомиться с моей женой.
Во рту у меня стало так сухо, что я не мог выговорить и слова. Я просто лежал и смотрел на него.
Он огляделся, затем сделал шаг к креслу и сел.
— Хорошо вы здесь устроились, Скотт, — сказал он. — Немножко, правда, удаленное местечко, но зато очень уютное. И часто вы развлекаетесь с чужими женами?
— Это продолжалось совсем недолго, к тому же я не тронул ее и пальцем, — ответил я. — Вы должны меня извинить. Если бы вы развязали мне руки, мне было бы легче все как следует объяснить. А объяснить нужно многое.
Я снова вспомнил Люсиль.
Удалось ей освободиться? Или она все еще здесь, в доме? Если она все еще лежит привязанная к кровати, Эйткену должно быть об этом известно — ведь он вышел из моей спальни.
Достав свой золотой портсигар, Эйткен закурил.
— Пожалуй, я оставлю вас так, — сказал он. — По крайней мере пока.
Тут у меня в голове мелькнула одна мысль. Безумная мысль, но меня словно всего парализовало. Я приподнял голову и по-новому посмотрел на него. Лью сказал, что кто-то должен прийти говорить со мной. Вот этот кто-то и пришел. Человек, который для меня был Роджером Эйткеном, для Лью и его коллег был не кто иной, как Арт Галгано. Безумная мысль, но, кажется, ее подтверждали факты.
— Сработала машинка? — спросил Эйткен, наблюдая за моим лицом. — Вы правы. Галгано — это я.
Я в ужасе смотрел на него. Слов не было.
Он закинул ногу на ногу.
— Вы видели, как я живу, Скотт? Неужели вы думаете, что я могу себе такое позволить только на доходы от «Международного»? Три года назад у меня появилась возможность купить «Маленькую таверну», и я воспользовался ею. Мы с вами живем в богатом городе. Здесь полно богатых дегенератов, для которых вся жизнь заключается в том, чтобы сосать виски и таскаться за чужими женами. Я знал, что эта толпа бездельников с радостью станет играть, только предоставь им такую возможность. И я им ее предоставил. Вот уже три года в «Маленькой таверне» крутится рулетка и накручивает мне хороший капиталец. Но закон запрещает азартные игры. Предприимчивых людей здесь хватало и до меня, многие пытались завести рулетку — все они так или иначе плохо кончали. Я был более удачлив. Дороги, которые ведут к «Маленькой таверне», да и вообще весь этот участок контролировал О'Брайен. И сообщать о подозрительном скоплении людей — возможных игроков — было его прямой обязанностью. Я обещал ему хороший процент, если он станет глухонемым, и он согласился. Однако я сразу понял, что у этого человека вскоре разгорятся глаза, так оно и вышло. Основной доход от рулетки стал оседать не в моих карманах, а в его. Это был настоящий кровопийца. Совершенно уникальный шантажист. Прошло какое-то время, и я увидел, что даже остаюсь в убытке. А ему все было мало, он тянул и тянул, и мне даже пришлось воспользоваться фондами своего «Международного», чтобы насытить этого зверя. Продолжаться дальше так не могло.
Часы на каминной полке ударили четыре раза. С каким-то зловещим оттенком гудел океан.
Я лежал и слушал этого человека, моего босса, которого я считал королем рекламного бизнеса. Он, как всегда, выглядел достаточно внушительно: мощный торс, одежда от хорошего портного, массивное красноватое лицо. Но он уже не внушал мне уважения.
