Вице-король, предвидя нападение, поспешил принять меры к серьезному сопротивлению.
Между флибустьерами и испанцами произошла страшная схватка. Вице-король сумел так разумно расставить солдат на самых опасных пунктах, а те, зная, что им нечего ждать пощады, сражались так решительно, что, несмотря на свое ожесточение, флибустьерам не удалось переступить за линию вражеских укреплений.
Монбар, признав невозможность овладеть позициями, которые неприятель защищал с мужеством отчаяния, вынужден был отступить и вернуться на суда, понеся серьезный урон; этот приступ стоил ему ста двадцати человек убитых и раненых.
Несмотря на одержанную ранее победу и уничтожение испанской эскадры, положение флибустьеров не улучшилось: они все еще находились у выхода в открытое море. Испанцы, укрывшись на Голубином острове, могли безнаказанно, благодаря своей многочисленной артиллерии, топить их корабли по мере того, как они станут входить в горловину. Следовательно, их спасение заключалось в овладении фортом Барра; но все их попытки захватить его окончились неудачей.
Серьезные потери, понесенные ими при нападении на испанцев, когда те еще не совсем укрепились на своих позициях, привели флибустьеров в уныние, с новой силой пробудили их опасения и заставили сомневаться в успехе предприятия.
Один Монбар не отчаивался; несмотря на просьбы своих товарищей, которые уговаривали его вступить в переговоры с вице-королем, даже отдать ему добычу, награбленную в Маракайбо и Гибралтаре, он оставался непоколебим в своем намерении овладеть фортом и насильно пробиться в открытое море. Он напомнил флибустьерам клятву повиноваться ему во всем и сражаться до последней капли крови, насмехался над их малодушием и отвечал на все их возражения, что если они вверили ему свое спасение, то должны исполнять его распоряжения, не тревожась о последствиях, которые касались одного его.
Тут мы опять уступим место Александру Оливье Эксмелину, этому очевидцу, к свидетельствам которого мы обращались уже не раз.
Будучи вынужден отказаться от возможности проложить себе путь силой, Монбар решил пойти на хитрость. Вот что он придумал.
На следующий день после приступа, на рассвете, он велел доставить в лодках сотню флибустьеров на берег вне досягаемости выстрелов с форта, к месту, покрытому высокой травой и густым хворостом.
По его приказанию эти флибустьеры, просидев в течение нескольких часов на хворосте, один за другим, по-индейски, ползком, вернулись в свои лодки, чтобы их не заметил гарнизон форта Барра. Добравшись таким образом до лодок, они легли на дно, и лодки, казалось бы пустые, были доставлены гребцами на корабли.
Этот странный маневр повторялся в течение целого дня на виду у испанцев, чтобы убедить их, что команда со всех кораблей высадилась на берег.
Монбару удалось достичь желаемого результата: обманутые этой хитростью, испанцы, убежденные, что на следующую ночь флибустьеры непременно атакуют форт с берега, поставили все свои пушки у этого пункта, так что со стороны моря остались почти без защиты.
На это-то и рассчитывал Монбар, который воспользовался заблуждением испанцев со своей обычной ловкостью. К десяти часам лодки с вооруженными людьми высадились на берегу Голубиного острова, флибустьеры бросились к укреплениям, в то время как корабли беспрепятственно прошли в горловину и начали обстреливать форт.
Испанцы, поняв наконец хитрость неприятеля, спешили вернуть свои пушки обратно и воспрепятствовать нападению на форт, но было слишком поздно: флибустьеры уже находились среди них, грозно крича и гневно размахивая оружием.
Между врагами завязалась битва врукопашную, битва страшная, где благодаря ловкости и физической силе, превосходившей силу испанцев, победа окончательно должна была перейти на сторону флибустьеров.
Однако испанцы, движимые отчаянием и решившись пожертвовать своей жизнью, сопротивлялись чрезвычайно храбро и стойко, отступая шаг за шагом и падая только мертвыми. Каждая пядь земли, завоеванная флибустьерами, стоила им потоков крови. Ожесточение было одинаковым с обеих сторон; каждый понимал, что суждено или победить, или умереть.
Призрачный свет луны, освещая битву, делал ее еще ужаснее.
Вице-король, несмотря на свой преклонный возраст, демонстрировал чудеса храбрости; он поспевал повсюду, поощряя своих солдат и голосом, и личным примером.
Около двух часов продолжалась эта битва — горячая, лихорадочная, ожесточенная; ни одна из сторон не желала уступать. Нельзя было предвидеть исход этой ужасной резни. Вдруг послышалось «вперед!», произнесенное громким голосом Монбара. Знаменитый флибустьер в сопровождении самых храбрых своих товарищей ринулся в место наибольшего скопления испанцев, опрокидывая, уничтожая или разгоняя всех, находившихся на его пути.
Флибустьеры удвоили усилия. Испанцы почувствовали, что погибли; их поддерживало только отчаяние. Они сражались уже не затем, чтобы победить, а чтобы пасть с оружием в руках, предпочитая смерть стыду и мукам рабства.
Монбар, вне себя от гнева, размахивает саблей в самой гуще неприятельских рядов и хриплым голосом призывает герцога Пеньяфлора, ищет в толпе лишь его одного.
Вице-король отвечает на крик своего врага; он с отчаянием бросается ему навстречу, хочет поразить его, как вдруг его хватают сзади, опрокидывают и обезоруживают. Когда Монбар наконец подбегает к герцогу, он останавливается с ревом бешенства и отчаяния: его враг в плену у Франкера и Филиппа д'Ожерона. Молодые люди бросились на вице-короля и вместе схватили его.
— О-о! — вскричал Монбар тоном невыразимого упрека. — Вы отняли у меня мое мщение! Вы, мои верные друзья!
— Нет, — ответил Филипп, — напротив, мы способствовали ему.
Франкер опустил голову.
— Этот человек не должен умереть в сражении, — сказал он.
— Это правда, — продолжал Монбар, — это правда, ей-Богу! Умереть таким образом было бы для него слишком большой честью! Благодарю вас, дети мои!
Оба переглянулись, между тем как Монбар опять бросился в битву.
Взятие в плен вице-короля, скоро сделавшееся известным повсюду, было сигналом к окончательному поражению испанцев; их сопротивление было скорее безотчетным и машинальным, и через некоторое время немногие оставшиеся в живых из этих храбрых солдат были вынуждены сложить оружие.
Через два часа флибустьерский флот окончательно покинул эти уединенные берега, оставив за собой лишь трупы и руины.
В Пор-де-Пе царил праздник. Флибустьерский флот с торжеством вернулся из своей достославной маракайбской экспедиции и привел корабли, доверху нагруженные золотом.
