Незачем приписывать чуду неожиданное, хотя и запоздалое появление Молокососов на ферме Блесбукфонтейн.
Отважные юнцы производили в этих местах точно такую же разведку для маленькой армии генерала Бота, какую совершали уланы на пути движения старого маршала.
Встреча обоих отрядов была вполне закономерна.
С военной точки зрения, разведка буров удалась на славу: они уничтожили эскадрон улан и обнаружили приближение английской армии.
Теперь, вовремя предупрежденный об опасности, генерал Бота сумеет найти выход из положения и принять срочные и необходимые меры.
Удалась разведка и с личной точки зрения ее участников. Майор Колвилл, ненавистный командир улан, убит, а Давид Поттер отомщен. Казалось бы, сын казненного бура должен был испытывать жгучую радость от сознания удовлетворенной наконец мести. А между тем его терзала какая-то неизъяснимая печаль.
Молокососы мчались карьером к Ваалю. Поль, опустив голову на грудь, молча скакал между Фанфаном и Сорви-головой.
Фанфан, находивший, что все идет отлично, с беспечностью парижанина насвистывал марш Молокососов.
Сорви-голова, часто оборачиваясь, обозревал весь горизонт. На его глазах отряды английской армии все более растекались по степи.
– Честное слово! Дело, кажется, предстоит горячее, – пробормотал он.
Поль, по-прежнему погруженный в молчание, казался ко всему равнодушным.
– Что с тобой, Поль? – обратился к юному буру Жан, удивленный его состоянием. – Проснись, старина! Скоро бой.
Мальчик вздрогнул и окинул друга необычным для него взглядом, полным грусти и нежности.
– Да, скоро бой, – ответил он. – Последний бой.
– Да ты что, в своем уме? – возмутился Сорви-голова.
– Да, последний,-мрачно повторил Поль. – По крайней мере, для меня.
– Это еще что за бред?! – воскликнул Сорвиголова.
– Скажи лучше – предчувствие, – возразил Поль. – Где-то глубоко-глубоко в душе я чувствую: близок мой конец. Не дышать уж мне воздухом вельдта дорогой моей родины, каждую пядь которой мы защищаем, не скакать на коне рядом с тобой, мой дорогой француз, любимый мой побратим… Никогда не увижу я больше родных, и не придется мне радоваться победе нашего народа…
– Полно, Поль, милый, дорогой мой мальчик! Не говори так, умоляю тебя, ты надрываешь мне сердце! – прервал его Сорви-голова. – В конце концов, все это вздор. Разве можно верить в предчувствия!
– И все же я знаю: меня убьют, – уныло ответил мальчик. – Пока был жив хоть один из убийц моего отца, я никогда и не думал об этом. А теперь все кончено, повторяю тебе.
– Нет, нет и нет! Говорю тебе – нет! – воскликнул Сорви-голова.
– Да я и не боюсь смерти, я уж давно привык глядеть ей в глаза. И жизнь мне жаль только потому, что после моей смерти священное дело независимости недосчитается одного ружья, – сказал Поль и с наивной гордостью добавил: – И неплохого ружья…
– …которое к тому же разнесет вдребезги еще не один английский череп, – попытался Фанфан внести веселую нотку в этот разговор, принявший столь мрачное направление. – А потом, право, не такая уж ты, брат, развалина, чтобы помышлять о вечном покое.
Однако шутка парижанина не имела никакого успеха и прозвучала вхолостую, как подмоченная петарда.
Ничего не ответив, Поль посмотрел на него с таким грустным и мягким выражением своих больших, красивых глаз, что у Фанфана ёкнуло сердце.
А эскадрон тем временем все скакал на север. Молокососы спешили предупредить генерала. Вдали там и сям виднелись одинокие всадники. Это были конные патрули генерала Бота.
Приметив эскадрон Молокососов, они сомкнулись и помчались известить сгоравшего от нетерпения генерала о возвращении его разведчиков.
Положение буров становилось день ото дня серьезнее. Они еще не были побеждены в буквальном смысле этого слова – бурское оружие еще не знало поражения в открытом бою, но храбрые защитники независимости вынуждены были все время отступать под натиском превосходящих сил противника. А результат получался тот же, что и при поражении в бою: буры теряли свою территорию.
Жестокая печаль терзала сердце генерала при одной лишь мысли, что он вынужден будет оставить врагу Оранжевую республику и позволить англичанам вторгнуться в братскую республику Трансвааль. Как хотелось бы ему избежать отступления, которого требовали от него обстоятельства!
Он отдавал себе отчет в том, что отступление это будет воспринято всем миром как блестящая победа английского оружия. Он предвидел, какое тяжелое впечатление произведет на бурских патриотов уход его армии из Оранжевой республики и как подбодрит это войска королевы.
И Бота все еще надеялся, что ему удастся избежать этого фатального исхода. Однако сообщенные командиром Молокососов известия разрушили последние его иллюзии.
Английская армия надвигалась неудержимо, как морской прилив. Надо было уходить за реку, отступать в Трансвааль. И немедленно!
– Отступать! – мрачно скомандовал бурский генерал.
С болью в сердце он послал свой обоз к броду.
По несчастному стечению обстоятельств как раз в это время Вааль вышел из берегов. За каких-нибудь несколько часов уровень воды в нем поднялся настолько, что брод стал почти непроходимым. Не слишком ли долго тянули с решением?
Медленно двинулись первые вереницы повозок. Огромные быки все глубже и глубже уходили в воду – сначала до живота, потом до боков и, наконец, погрузились по самую шею. Их ноздри раздувались от напряжения, а из пенящихся волн цвета охры виднелись теперь только их мощные рога да лоснящиеся морды.
Посредине реки сильные животные попали в водоворот и потеряли почву под ногами. Все пришло в замешательство. Прямая вереница повозок перекосилась. Еще мгновение – и она распадется.
У остолбеневших от ужаса буров вырвался крик отчаяния. Бота считал свой обоз уже погибшим.
Но нет, тревога оказалась напрасной. Головные быки скоро снова нащупали твердую опору. Они выровняли шаг, приналегли и потянули с еще большей силой и усердием, чем прежде.
Катастрофа, угрожавшая делу независимости, на сей раз была отвращена. Переправа через Вааль оказалась возможной. Но эта операция, достаточно трудная даже в обычных условиях, теперь, благодаря проклятому наводнению, грозила отнять уйму времени.
А враг приближался с невероятной быстротой. Да, слишком долго медлили с решением.
Чтобы обеспечить переправу, надо как-то задержать движение английской армии, а это будет стоить бурам драгоценных жизней сотен отважных бойцов.
Взгляд генерала упал на Молокососов, пони которых еще дымились от бешеной скачки
– Капитан Сорви-голова, – повелительно, пытаясь этим скрыть свое волнение, сказал Бота, – мне нужны люди, готовые на все… Да, – продолжал он, – люди, готовые биться до последней капли крови, до последнего вздоха
– И вы рассчитываете на меня, генерал, хотите отдать их под мое командование? Так я вас понял?-не моргнув глазом, ответил Жан.
– Да, мой друг. Вы и так уже много сделали для защиты нашей родины. Вы не раз жертвовали собой, проливали за нас свою кровь, и все же я вынужден снова просить…
– Вам нужна моя жизнь? – прервал его Сорви-голова. – Она принадлежит вам. Возьмите ее, генерал! Приказывайте! Я готов на все.
– Вы храбрец! Я не встречал еще человека столь бескорыстного и отважного… Видите позицию, что повыше брода?
– Да, генерал. Превосходная позиция. Вполне годная для обороны.
– Даю вам пятьсот человек. Продержитесь с ними часа два?
– Достаточно будет и двухсот человек с пятьюстами патронами на каждое ружье.
– Отлично! Благодарю вас, капитан, от имени моей родины! А теперь обнимите меня.
И, по-братски обласкав Жана, молодой генерал сказал:
– Прощайте!. Подберите себе две сотни товарищей и спасите нашу армию.
Сорви-голова тотчас-же стал вызывать добровольцев, желающих присоединиться к его маленькому отряду из сорока Молокососов.
Откликнулась тысяча человек.
