Она молчала, закрыв лицо руками.
— Я жду! — напомнил Хабекер.
— В тридцать седьмом... — еле слышно сказала она. В сентябре...
— Как это было?
— Это было... Дело в том... Видите ли, каждый раз, получая от Больца более или менее значительную сумму денег, я давала ему расписки...
— Сколько вы ему были должны?
— Много. Около двадцати шести тысяч злотых. И я не могла вернуть такую сумму.
— Но в это время вы уже печатались?
— Да, с помощью доктора Хуберта и Эрвина... Но этого не хватало даже на приличную одежду, а я бывала в обществе-
— Что же, Больц потребовал у вас уплаты долга?
— Уплаты? Нет!.. Он не требовал... Но он давно вел разговоры о готовящейся войне, о том, что Германия не сможет противостоять Англии и Франции, что большевизм затопит Европу...
— Вы не протестовали? Вы же немка!
— Я пыталась спорить, но он только смеялся... Приводил цифры, рассказывал всякие истории. И однажды прямо предложил оказывать ему помощь... В интересах одной великой державы.
— Что же вы?
— Я была ошеломлена. Мне казалось — это злая шутка. Глупая, злая шутка. Я рассмеялась и рассердилась-Но мне объяснили, что так не шутят. Что это всерьез... Я сказала, чтоб он шел прочь!.. Вот тогда он напомнил о моих расписках. Он сказал, что ни один здравомыслящий человек не поверит, будто я ничего не знала раньше. Жила с человеком, получала от него огромные суммы денег - и ничего не знала... И сказал, что эти расписки могут быть завтра же предъявлены куда следует, если я попытаюсь уехать или скрыться.. Он сказал, что меня найдут даже на дне морском.»
— Так! — сказал Хабекер. — Что же было дальше?
— Дальше?.. Сначала я плакала, умоляла не трогать меня, убеждала, что я не способна.. Это его не тронуло... Даже когда я просила во имя нашей любви!.. Но он утешал меня! Я обязана отдать ему должное, утешал! Он говорил, что не потребует ничего особенного, что ничто, в сущности, не изменится.. Говорил, что мир страшен и не надо быть наивной, ибо все решают в конечном счете только деньги... А денег он обещал немало. Сразу по еле войны... И просил понять его: он, мол, тоже мучается, но не принадлежит себе. От него требуют, чтобы я стала сотрудничать, и он обязан выполнить приказ.. Разве мне не жаль его?.. Но что я могла сделать, что?! Я была ошеломлена, испугана, разбита- Мне казалось, я сошла с ума... Или весь мир сошел с ума! Если нет ничего святого и даже такая любовь, как наша. О боже, боже мой! Боже мой!
— Вам следовало бы приехать в Берлин и явиться к нам, - покачав головой, сказал Хабекер. - Вот что вам следовало сделать!
— Я хотела жить! — страстно сказала она. — Понимаете жить! Кроме того, я надеялась, что рано или поздно покину Больца- исчезну из поля его зрения!
— Минуту, - сказал Хабекер. Чего потребовал Больц? Тогда, в тридцать седьмом?
— Ничего особенного- Он купил мне фотоаппарат учил делать снимки документов.
— Документы?. Больц рассказывал, откуда берет их?
— Нет, Но я догадывалась это были дипломатические документы! Вас интересует, когда меня познакомили с фон Топпенау, то я могу только подтвердить показания графа. Это было уже в тридцать девятом, накануне войны...
— Зачем?
— Мне было сказано, что Больц не поедет в Германию. Ему нельзя. И что я должна буду вместо него осуществлять связь фон Топпенау с теми людьми, которые нас найдут- Сам фон Топпенау встречаться с ними не должен. Они не должны знать его.
— Вы ни разу не назвали иностранной державы, для которой работали- Разве Больц вам ее не назвал?
— Назвал. Англия.
— Значит, в начале европейской войны, вернее, при вступлении наших войск в Польшу, вы получили приказ ехать в Берлин?
— Да. Он сказал, что я должна ехать следом за Топпенау.
— Вам не назвали других имен?
— Нет.
— И не дали адреса радиста?
— Адреса радиста?
— Вот именно!.. Ведь границы были закрыты, связь вы могли осуществлять только по радио!
— Мне не дали никакого адреса, — устало сказала она. — Мне просто сообщили пароль... Я обязана была верить человеку, который явится по этому паролю — И еще-сведения, получаемые от графа, я должна была зашифровывать и оставлять в условленном месте.
— Что это за место?
— Дом моей матери по Франкфуртераллее. Там на черной лестнице, на втором этаже, стоит бак для мусора По средам, от восьми до девяти вечера, я должна была оставлять записки за этим баком...
— Каким шифром вы пользовались?
— Ключ к шифру - в дате победы английских войск при Трафальгаре. Дата выписывается и слова. Каждая буква имеет порядковый номер. В окончательном виде текст выглядит как бессмысленный набор цифр.
Хабекер быстро протянул ей карандаш:
— Напишите ваш псевдоним. Как он выглядел в этом цифровом обозначении.
— Вы мне не верите?
— Пишите! Вас это не может затруднить!
— Конечно!
Взяв карандаш, она написала на подсунутом листе бумаги шесть цифр.
— Так, — сказал Хабекер. — А теперь - дату битвы при Трафальгаре!
Она написала дату.
Хабекер сам подставил цифры.
Проверил: псевдоним был написан правильно.
— Хорошо, — сказал Хабекер. - Только версия старая убедить меня, что вам не дали адрес радиста.
— Вам придется поверить, — ответила она. — Уезжая в Германию, я предупредила Больца, что сама ни с кем встречаться не стану. Он заверил, что это не надолго-
Что мой адрес организация даст кому .ибо ишь в крайнем случае- Я даже не знаю, как осуществить связь. По радио или как-нибудь еще- Я предпочла вообще не знать ничего из этого.
— Допустим, - сказал Хабекер. Как долго вы пользовались тайником на Франкфуртерадлее?
— До конца сорокового года. Почему прекратили пользование? Я Убедилась, что мои записки никто не берет я приносила их и три записки лежало на месте.
— Когда вы восстановили связь?
— Я ее не восстанавливала. Не хотела восстанавливать. Я вообще хотела уехать из Берлина, устроиться где-нибудь еще.
— Но вам что-то помешало?
— Просто мне не хватило мужества... Я нашла хорошее место в Дрездене. И лечилась, кстати... Но граф Топпенау однажды позвонил и спросил, куда я пропала. Он сказал, что хочет видеть меня...
— Вы могли отказаться от встречи!
— Не знаю... Я боялась. Ведь у графа могли быть другие связи. И я пошла к нему...
— Зачем?
— Узнать, чем грозит его звонок.
— И что же сказал граф?
— Он возмущался договором о ненападении, заключенным с Россией. Критиковал английское и американское правительства. Говорил, что надо помогать союзникам... Я была возбуждена и восприняла это как намек на собственное бездействие- Спросила, что же мы можем делать? Граф ответил, что нужно регулярно сообщать все политические новости.
