— Слишком много чести для меня!
— Теперь мы хорошо поняли друг друга, не правда ли? — спросила Марта.
— О, да.
— Итак, теперь вы не будете более избегать встречи со мною?
— Никогда. Я не знаю почему, но мне казалось, что вы презираете меня.
— Мне вас презирать? С какой стати?
— Не простой ли я только охотник?
— Но вы сами желаете быть им, и от вас зависит изменить свое положение.
— Все говорят мне так, это правда, но я счастлив таким, каким я есть; свободный как воздух, я принадлежу только себе. На что лучшее я могу надеяться? В особенности же теперь, когда я знаю, что вы не гнушаетесь мною, я вполне счастлив.
— Хорошо, г-н Лебо. Я также счастлива, узнав, что и я ошибалась.
— Клянусь вам еще раз в том, что вы заблуждались! Продолжая такой задушевный разговор, молодые люди не нашли дорогу слишком длинною, напротив, может быть, она даже показалась им слишком короткою.
Войдя в крепость, молодая девушка простилась с Шарлем, сказав ему только:
— Надеюсь, мы скоро увидимся.
Охотник почтительно поклонился и удалился, все более погружаясь в свои мысли.
Конечно, он был бы чрезвычайно удивлен, если бы кто-нибудь сказал ему, что он имел с молодою девушкою самое определенное объяснение в любви.
Это ему сердце говорило, и он с молодой девушкой дал ему свободу; сам же он не помнил даже слов, произнесенных им; прелестнее же всего было его отчаяние, что он не умел воспользоваться случаем, чтобы узнать чувства молодой девушки к себе.
Что касается Марты, такой наивной и чистой, то она любила и дала себе слово при первой же встрече с молот дым человеком заставить его объясниться в своих чувствах.
Это ей удалось; успех превзошел ее ожидания.
— Мне удалось заставить его признаться, что он любит меня; я это знала давно, но какой огонь, какое красноречие и глубина души! Он любит меня почти так же, как и я его; к несчастью, он через час все позабудет; что за странный характер; у него какое-то недоверие к самому себе, которое всегда удерживает его во всем, что бы он ни начинал, если только возле него нет человека, который его хорошо понимает и заботится, чтобы он был на своем месте.
Пока молодая девушка рассуждала так, граф Меренвиль, Шарль Лебо, Бесследный и Тареа собрались на совет под председательством начальника форта с целью принять необходимые меры, чтобы провести живыми и невредимыми пятерых женщин в Луизиану, где у графа в окрестностях Нового Орлеана, была прекрасная плантация.
Граф Меренвиль, обязанный возвратиться к своему посту в тот же день, оставил жену, дочь и Марту де Прэль на попечение Сурикэ. Свет Лесов находилась под покровительством гуронов.
— Что вы думаете предпринять, г-н Лебо? — спросил граф.
— Очень просто, граф, прежде всего, мне не нужно ни солдат, ни милиционеров.
— Ого! — отвечал Меренвиль. — Вот двойное исключение, которое мне кажется странным.
— Ничуть, граф, — отвечал, улыбаясь, охотник, — милиционеры и солдаты имеют неоспоримую цену, это так; но здесь, вместо того чтобы быть полезными, они только стали бы вредить нам.
— Не понимаю.
— Я сейчас объяснюсь, граф.
— Чем весьма меня обяжете.
— Дело не в том, чтобы вести войну здесь.
— В чем же? — спросил граф, нахмурив брови.
— Дело в том, — отвечал охотник, — что нам надо пройти громадное пространство, где на каждом шагу наши враги, так как все английское население против нас; мы должны избежать неприятностей встречи и пройти среди врагов так, чтобы они не видали, не слыхали нас и даже не подозревали о нашем присутствии; нам нужно действовать, как действуют индейцы, чтобы лучше обмануть тех, которые более всего заинтересованы в приобретении наших скальпов.
— Я вполне с вами соглашаюсь, г-н Лебо, — сказал Меренвиль. — С Бесследным и Тареа вы пройдете всюду.
— Мы постараемся, граф, и сделаем все возможное, но не ручаемся ни за что.
— Я уверен, — отвечал граф, — что на вас можно вполне положиться. Когда вы отправляетесь?
— Сегодня, в десять часов вечера.
— Отлично, у меня еще будет время проститься со своим семейством; доверяю вам, г-н Лебо, все, что у меня есть дорогого на свете; вот вам моя рука, и заранее, что бы там ни случилось, благодарю вас.
Граф и Лебо, обменявшись рукопожатием, расстались. Было пять часов вечера.
Граф оставил форт и выступил во главе многочисленного отряда, вызванного генералом Монкальмом.
Граф был печален и несколько бледен, сердце его сжималось.
Было ли то зловещее предчувствие? Это мы увидим впоследствии.
ГЛАВА I. Как путешествовали по Канаде во время владычества французов
Около восьми часов вечера Мишель Белюмер вернулся в крепость.
Он только что произвел рекогносцировку с целью убедиться в том, что все проходы свободны.
Целых четыре часа он старательно обыскивал кусты и ничего не нашел, кроме прежних следов, которые шли от крепости; единственные свежие следы английских партизан направлялись точно так же от Канады к Виргинии.
В десять часов лесные охотники и индейские вожди собрались на великий совет.
Индейских начальников было пятеро: Тареа, старшина племени Бобров, Тигровая Кошка, Опоссум, Пекари и Черный Медведь. Четыре последних получили свое название во время войны; болтавшиеся на их поясах скальпы и бесчисленное количество волчьих хвостов, прикрепленных к мокасинам, подтверждали справедливость данных кличек; под начальством этих вождей было шестьдесят самых лучших избранных воинов; Сурикэ, Бесследный, Мишель Белюмер были здесь. Ожидали еще одного — Мрачного Взгляда, но он не приехал. Весь караван их состоял, кроме двух горничных, двух служителей, из семидесяти восьми краснокожих, охотников, дам и их прислуги.
Вожди медленно сошлись и сели вокруг огня, разведенного по приказанию Тареа.
Каждый занял место, смотря по званию и по положению в войске.
Пионеры, в числе которых было более чем половина индейцев, сели также у очага…
Сурикэ был общим голосом избран старшим вождем экспедиции.
Положение молодого человека было очень серьезно.
Он подвергался большой ответственности; но, как мы уже сказали, Шарль Лебо был воплощением самопожертвования.
Он не просил этой чести и на первое предложение взять на себя обязанности вождя положительно отказался, заявляя, что не обладает качествами, нужными для управления экспедицией.
Но граф Меренвиль и сам Монкальм так убедительно просили его, что он должен был согласиться и дать слово.
Дело шло о том, чтобы рискуя жизнью, помочь одному семейству, которое он не только глубоко уважал, но в котором принимал самое горячее участие.
