— Павел, ты слышишь, Павел! — бросилась к сыну Мария Александровна. — Что все это значит? Почему ты молчишь?
Уже через минуту после этого Валентина не решилась бы сказать, что она увидела: слезы наполнили глаза Павла, блеснули и тут же исчезли. Бледный, с искаженным лицом, он глухо проговорил:
— Нет, этого он не мог сделать! Это не он, не он! Халузев — да, но не он! — и закрыл лицо руками.
В открытое окно послышался шум колес, кто-то баском прикрикнул на лошадь, и, широко открыв дверь, в комнату, не постучав, быстро вошел Никита Федорович.
— Павел Петрович, — проговорил он поспешно, — тебе в Конскую Голову спешно нужно… Прибегала Ленушка, говорит — Роман в свой ум вошел, начальство кличет. Тихон уже уехал в Конскую Голову… Здравствуйте, Валентина Семеновна!.. Идем садиться, Павел Петрович, — и вышел.
— Павел Петрович, дорогой мой! — подхватил его под руку Абасин, отвел в сторону, зашептал на ухо: — Павел Петрович, уезжать никак нельзя! Вас просит, очень просит к себе тот человек, которому вы в Горнозаводске по телефону звонили. Он вас будет ждать, он уже, вероятно, приехал в Новокаменск из Кудельного и ждет вас. — Он выхватил свои никелевые часы: — Тьфу, напасть, опять забыл завести… Но он назначил на час, в доме приезжих…
— Игошин?!
— Да, точно, если знаете. Мой друг с малых лет. Прекрасный, удивительный человек!
Некогда теперь, Максим Максимилианович! Прошу, скажите ему: очень хочу встретиться с ним. Федосеев должен был вчера ему из треста в Горнозаводск звонить. Хорошо, что Игошин сам приехал. Скажите Игошину, что я в Конской Голове буду ждать от него весточки… А пока передайте ему это: может быть, это ему многое скажет. — Он достал из бумажника погашенное завещание отца, письмо Халузева, записку, найденную в кисете. — Прощайте, Максим Максимилианович! Теперь со спокойной душой поеду в Конскую Голову. — Он уже взялся за ручку двери, но задержался, вернулся к старику. — А вы, Георгий Модестович, возьмите звездочку. Надеюсь, придет время, когда вы мне ее вторично подарите. — И, заставив Георгия Модестовича взять рубиновую звезду, бросился за порог.
— Павел, куда ты? — спросила Валентина, когда он уже сел в экипажик. — Скажи, что мне думать, Павел?
— Нельзя терять время, Валя. Может быть, дело идет к концу. Что бы там ни было, как бы тяжело ни было мне, но кончится, кончится все это! — Ей показалось, что его глаза снова готовы наполниться слезами. — Прощай!
— Возьми меня с собой! — умоляюще проговорила Валентина. — Я измучаюсь, думая о тебе.
— Останься с мамой! — приказал он. — Едем, Никита!
Улица опустела.
Еле передвигая ноги, Валентина направилась к дому и столкнулась с дядей. Он пообещал вскоре вернуться, попросил не отлучаться от Марии Александровны и напоить чаем старика, которого он устроил в своей спаленке отдохнуть.
— Что все это значит, дядя? — спросила она. — Что происходит вокруг Павла?
Абасин не ответил и исчез.
…Экипажик мягко катил по тракту. Никита Федорович слушал внимательно, а когда Павел замолчал, не скоро откликнулся.
— Так как же все-таки, по-твоему? Если судить окончательно — он это или не он? — спросил наконец Самотесов.
— Не знаю, на чем остановиться… Он или не он? Как можно решить! Вернее всего он!
— А я тебе вот что скажу: нет!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что такого человека земля не стерпит. Такой человек немыслимое дело! — И Самотесов стегнул вожжами по запотевшим бокам конька.
Постоялец дома приезжих, к которому явился Абасин, только что умылся с дороги и, по-видимому, был в отличном настроении. Доктора он встретил дружеской улыбкой, извинился, что потревожил его так поздно ночью звонком из Кудельного, усадил поудобнее, вгляделся в его лицо и посерьезнел.
— А где Павел Петрович? — спросил он. — Не удалось извлечь его из Конской Головы?
— Нет, Мария Александровна по моей просьбе навестила его и привела.
— Так почему же вы его не притащили? Отказался с Игошиным побеседовать? Быть не может!
— Нет, нет! Он говорит, что сам хотел с вами встретиться, что Федосеев должен был вчера вам в Горнозаводск звонить. Обрадовался, когда узнал, что вы в Новокаменске, зажил, что прямо из Конской Головы к вам явится, в дом приезжих. Но его внезапно в Конскую Голову вызвали.
— Опять, значит, встреча не состоялась! Ну не везет нам с Павлом Петровичем! То одно, то другое помешает… А это что за бумаги?
— Просил передать.
— Спасибо! — Игошин заставил себя отложить бумаги, поинтересовался: — Что это глядите вы странно? В чем дело?
— Тяжело было, — вздохнул Абасин. — Ведь у меня форменный семейный совет состоялся. Мария Александровна, будучи проездом в Кудельном, пригласила ко мне и Валентину. Все собрались.
— Понимаю! На нервах проехались. Жаль, очень жаль! Не хотелось лишних переживаний молодым людям доставлять… О чем разговор на семейном совете был, если разрешите?
Доктора он выслушал с настороженным вниманием; особенно заинтересовали Игошина слова Павла об «альмариновом узле» и о силе, которая до сих пор скрывалась за дверью.
— Он об этой силе говорил? По имени не называл?
— Не называл… Да я бы заставил его свои предположения высказать, если бы не этот старик — Семухин. Он как снег на голову свалился.
— Гранильщик? Георгий Модестович? — удивился Игошин. — Он-то откуда взялся?
— Из Горнозаводска через Баженовку, Гилевку… Поспел в самый разгар беседы, обвинил Павла Петровича в том, что тот в Горнозаводск ездил ради подпольной продажи альмаринов, что он эту торговлю ведет совместно с каким-то Халузевым…
— С Никомедом? С Никомедом Ивановичем?
— Точно, точно, с Никомедом!
— Как принял это обвинение Расковалов? — нетерпеливо спросил Игошин.
— Был положительно убит… Закрыл лицо руками, несколько раз повторил: «Он не мог этого сделать, это не он…»
— Это Халузева касалось?
— Нет, определенно кого-то другого. Он так и сказал: Халузев, мол, мог это сделать, а «он» нет. Кто «он» — неизвестно.
— Так, так! — Игошин, точно ему изменило спокойствие, быстро прошелся по комнате, отрывисто спросил: — Зачем Расковалов в Конскую Голову поехал?
— Его Самотесов увез. Сказал, что в Конской Голове Роман Боярский пришел в себя. Вы ведь помните Романа — великан, силач. На кулачках зимой всегда победителем был.
— Помню! Ну как же, помню, конечно! Что у него за дела с Расковаловым?
