– Ты здесь с вечера понедельника? – спросил Гриффин.
– Почти. Сюда я пришел сразу. Потом на поезде съездил в долину Луары.
– Поначалу я думала, что… что ты утонул.
Робби положил ладонь на руку сестры и наклонился к ней.
– Прости, – снова сказал он. – Не мог придумать ничего другого. Надо было убедить их, чтобы отвлечь.
– И ты выбрал место, которое само по себе стало посланием? – спросила Жас.
Он кивнул.
– Полиция действительно думает, что я мертв?
– Они не уверены. Марше, который ведет это дело, не уверен. А как ты нашел это место? Его тебе показал дедушка?
Робби кивнул и достал из кармана потрепанный лист бумаги. Развернув, он разложил его на столе и расправил.
Робби всегда был очень аккуратен с вещами.
Карта была громоздкая. Квадратный лист, грязный, потрепанный и запятнанный.
– Мы сюда начали лазать, когда ты уехала в Америку. Дед дал мне карту и разрешил водить его, чтобы я научился ориентироваться. Он говорил, что у каждого должно быть личное безопасное место. Мы часами исследовали катакомбы. Он не был тут с войны. Когда мы ходили по его маршрутам, дедушка рассказывал мне истории о Сопротивлении.
– Он спускался в шахту? Ему же было за семьдесят! – Жас была потрясена.
– Знаю. Он был невероятно расторопный.
– Как здорово вы с ним развлекались, – сказал Гриффин. Жас услышала в голосе бывшего любовника тоску. К своей семье Гриффин относился с горечью. Его деды умерли, когда он был совсем маленький и едва знал отца.
Робби кивнул.
– Я не знал, насколько это будет важно для меня. Знать, как сюда добраться. Когда я был подростком, то подружился с группой диггеров и музыкантов, которые использовали одну из камер как театр и давали там представления несколько вечеров в месяц. Здесь целый мир. Здесь искусство, история, смерть. И здесь священное место с миллионами укромных уголков. Существовало много способов попасть сюда и выбраться. Но большинство выходов городские власти закрыли. Лишь с третьей попытки я нашел другой выход, кроме того, что в нашем лабиринте, – он указал точку на карте, расположенную в Четырнадцатом округе Парижа. – Я воспользовался этим.
– А полиция сюда забирается? – спросил Гриффин.
– Им хватает беготни наверху. Кроме того, люди здесь, внизу, безопасные. Бунтующие художники, диггеры-любители, отщепенцы, неудачники, люди, которым кажется, что они никуда не вписываются.
Тогда я здесь должна быть как дома, подумала Жас и рассказала про людей в капюшонах, которых они видели.
– Где мы? – спросил Гриффин, указав на карту.
Робби ткнул в точку:
– Здесь.
– Как легко найти это место? – спросил Гриффин.
– Нелегко, – Робби провел пальцем линию. – Из этой камеры два выхода и входа, – он показал на один. – Тот, которым вы пришли, и другой, – он снова указал на карту. – Здесь тупик со щелями. Пройти можно, но сильно ободравшись, а потом, если удастся пролезть, оказываешься в костяном мешке. Тысячи костей, сложенных в кучи. Чтобы пройти эту камеру, придется пробираться через них. Они под тобой шевелятся, сыплются, хрустят.
Робби замолчал. Видно было, что воспоминание о путешествии было ему неприятно.
– А с другой стороны этой комнаты? – спросила Жас.
– Несколько сводчатых камер, совершенно неинтересных, а дальше еще одна пещера. Я там пролез по-пластунски. Там достаточно других проходов. Маловероятно, что кто-то случайно полезет через все эти препятствия.
– Но они могли бы? – спросила Жас. – Если бы у них была, скажем, собака, почуявшая твой след?
– Могли бы, – Робби покачал головой. – Но это маловероятно.
– Нет, вовсе нет. Полиция следит за тобой. – Ее голос прозвучал полусердито-полуистерично.
– Я не знал, что делать. У Фуше был пистолет. Он никакой не журналист.
– И он бы убил тебя за эти черепки, – тихо сказал Гриффин. – Ты все сделал правильно.
– Зачем ему было убивать тебя из-за них? – не унималась Жас. – И где они?
Робби снял с шеи темно-красную ленту. На ней висел бархатный мешочек все того же королевского цвета. Это была фирменная упаковка Дома Л’Этуаль, используемая для флаконов.
– Значит, они всегда были при тебе. Марше спрашивал у меня, не знаю ли я, где они, – сказал Гриффин, когда Робби раскрыл мешочек и вынул бирюзово-белые с кораллом осколки флакона.
Жас, никогда их не видевшая, наклонилась, чтобы рассмотреть. В исследовании происхождения мифов ей приходилось иметь дело со многими драгоценными предметами. Эти не были ни самыми грандиозными, ни самыми интересными.
– Это обычные осколки, – сказала она.
– Нет, не обычные, – возразил ее брат.
– О, Робби, – Жас устала от двухдневного напряжения, бессонницы и недоедания. Только и делала, что нервничала. Жас изнемогла, а от идеализма брата она готова была впасть в истерику.
– Это сумасшествие. Ради этого не стоило подвергать жизнь опасности. Это всего лишь легенда, ради бога!
Жас разозлилась на брата за его романтизм и такие грандиозные мечты. Но, выплеснув свое раздражение, она почувствовала, как что-то произошло на другом уровне. Что-то в этих осколках притягивало ее. Их запах.
Закрыв глаза, Жас сосредоточилась на неизвестном, но знакомом аромате. Это был тот же запах, который она много раз чувствовала в мастерской. Там он был смешан с сотнями других ароматов. Здесь, изолированный в каменном помещении, он казался чистым, без примесей.
Ароматы в старинных стеклянных флаконах в кунсткамере Малахая содержали такую же густую янтарную основу. Но этот вариант был более сложным.
– Ты чувствуешь запах? – прошептал Робби.
Жас подняла голову, кивнула.
– А ты?
Лицо Робби помрачнело.
– Нет, не чувствую.
Жас повернулась к Гриффину.
– А ты?
– Нет. Я чувствую запах пыли. Но, опять же, Робби говорит, что у меня нюх не развит.
Жас улыбнулась.
– Если кто и сможет определить, из чего состоит этот аромат, то одна лишь ты, – сказал Робби. – Нам точно известны четыре ингредиента. Осталось узнать остальные. Ты можешь сказать?
– Какая разница? Это один из ароматов, который кто-то из наших предков налил в глиняный пузырек. Это придуманная история. Ты гоняешься за мечтой.
– Все духи́ есть мечты. Что ты чувствуешь? – не отступал Робби.
Жас закрыла глаза и вдохнула еще раз, поглубже. Вобрала себе в ноздри все. Духи Гриффина, неприятный запах брата, древний аромат, источаемый глиняными черепками, и разделила их.
– Ладан и голубая лилия.
Она слышала, как вдали с потолка капает вода, слышала тихий плеск капель в луже. Мерный ритм, капля за каплей, постоянно, бесконечно. Вода. Падающая вода. Капли воды. Ровный, успокаивающий звук.