нам что с того?
— А что хотите?
Паренёк с крысиной мордочкой азартно выдохнул:
— Червонец!
— Да ну… — протянул я. — Гусак за каждый грош удавится!
Старший угрожающе хрустнул костяшками пальцев.
— Это наша земля, и неча тут шастать! Гони пять целковых, и будет тебе Боцман как на блюдечке, а продолжишь вынюхивать — ноги переломаем.
— Ну ладно, — пожал я плечами. — Деньги на кону немалые стоят, глядишь, пятёрку и не зажилят. Спрошу.
— Так, может, и о червонце спросишь? — с ленцой поинтересовался рябой бугай.
— А чего не спросить? Только если выгорит, чур, целковый мой. Завтра здесь будете?
Но поднимался с ящика я совершенно напрасно.
— Да ты не торопись! — остановил меня старший. — Давай в орлянку сыграем! Деньги есть? Нет — ботинки на кон ставь!
— Ботинки поносить взял. За них мне голову оторвут, — отказался я, полез в карман и подкинул на ладони пятак, алтын, двухгрошевик и три деньги. — А в орлянку — это запросто.
Через полчаса на руках у меня оказалось полсотни грошей, и всё это я спустил подчистую, когда мои гостеприимные хозяева затеяли игру в карты. Пришлось даже ставить на кон шейный платок. Продул его, зато отыграл алтын. С алтыном и ушёл, хоть легко отдал бы и этот трёхгрошовик, лишь бы только подобру-поздорову унести отсюда ноги. Совсем уж до нитки раздевать меня не стали: не иначе босяки всерьёз вознамерились срубить пять целковых. Предпочли журавля в небе синице в руке. Зря-зря.
Горана Осьмого я отыскал в пивной. Он сидел осоловелый за столом с тазиком варёных раков и полупустой кружкой пива, но расслабленность охотника на воров оказалась насквозь показной. Пусть уже и стемнело, но отсутствие шейного платка он приметил сразу. В синих глазах загорелся недобрый огонёк.
— Где платок?
Меня ещё окончательно не отпустило, так что я сделал ручкой:
— Фьють!
На скулах Горана заиграли желваки.
— Это как⁈
— Это меня тамошние жулики обобрали, — пояснил я и уж больше терпения охотника на воров испытывать не рискнул, сказал: — Но Простак и вправду где-то в Яме. Только там его ещё и как Боцмана местами знают.
Горан вмиг сделал стойку почище ищейки.
— Рассказывай!
Выслушав меня, он задал несколько уточняющих вопросов, а под конец спросил:
— Ты те кварталы обойти ещё не успел?
— Нет, только начал.
— Завтра обойдёшь. Встречаемся в шесть на прежнем месте.
Я неуверенно замялся.
— Если без пяти целковых приду, меня точно поколотят.
Горан Осьмой рассмеялся.
— Можно подумать, пятёрка тебя спасёт! Уж постарайся этим отбросам не попадаться. И не переживай, я свои записи посмотрю и с людьми потолкую, прикину, откуда поиски начать стоит. Теперь это проще…
И он остался есть раков и пить пиво, а я в Яму соваться не рискнул и выспросил, как пройти к Нагорной улице — той, что спускалась с Холма к реке и упиралась в Чёрный мост. В животе от голода бурчало так, что прохожие пугались, но последний алтын разменивать не стал. Решил потерпеть до дома.
К моему возвращению все давно поужинали, пришлось хлебать остывшую баланду.
— Тебя где носило? — спросила Рыжуля, добавив к похлёбке ломоть чёрствого хлеба.
— Дела! — вздохнул я, перехватил взгляд Луки и кивнул. — Сейчас!
— Дела у них! — рассерженно фыркнула девчонка и отошла от стола.
Я глянул ей вслед, вздохнул и заработал ложкой пуще прежнего. На травяной настой с мёдом сегодня рассчитывать определённо не приходилось.
— Завтра пойду на рынок! — объявила вдруг Рыжуля, громыхнув пустой кастрюлей.
— Да катись ты хоть к чёртовой бабушке! — вспылил Лука. — Останавливать не стану!
— Вот и замечательно!
— Вот и катись!
Это чего ещё с ними такое? Оба как с цепи сорвались!
Выхлебав тарелку баланды, я поднялся на чердак и уже там спросил:
— Лука, вы чего с Рыжулей устроили?
— Да ну её! — отмахнулся старший и уточнил: — Как сходил? — А выслушав мои соображения, решил: — Завтра с утра вместе туда наведаемся. До двенадцати обернуться точно успеем. А нет — подождут.
Так и условились. После я завалился спать, а Лука спустился вниз. Через полудрёму до меня ещё долго доносились его переругивания с Рыжулей, а потом они и вовсе чёрт знает сколько времени выясняли отношения уже наверху. Я бы точно вышел их усовестить, но только выныривал из сна и сразу засыпал снова.
Утром встал на удивление свежим и отдохнувшим. Завтракать мы с Лукой не стали, предупредили парней, что сходим на встречу сами, и отправились на тот берег. Перекусили в одной из забегаловок для фабричных работяг, оттуда двинулись в Яму.
Округа только-только пробуждалась. Валялись где придётся обобранные до нитки пропойцы, расходились по домам выпивохи покрепче и припозднившиеся посетители борделей, катили свои тележки заменявшие здесь дворников старьёвщики, сновали на помойках крупные серые крысы и видавшие виды коты. Но нарваться на неприятности в Яме можно было и в этот час, поэтому мы всякий раз загодя сворачивали в переулки, пропуская шумные компании подвыпивших молодчиков. Двор, где меня вчера угораздило нарваться на ватагу босяков, располагался чуть в стороне от Широкой, но я всё же не преминул Луку предупредить:
— Поцапался тут с местными давеча, если что — просто молчи и поддакивай. Сам разберусь.
— Ну, Серый! — только и вздохнул Лука.
— Не Серый, — ухмыльнулся я. — Худой!
— Выдумал тоже…
Но вид Лука с утра имел помятый и невыспавшийся, лезть мне под шкуру он не стал.
Мы быстренько прошли Широкую и свернули на узенькую улочку, уходившую в сторону от «Ржавого якоря». По пути я объяснял, что и как тут ночью, заодно показал провалы в земле, через которые утекали в подземную речушку сточные воды и нечистоты. Лука кивал и вопросов покуда не задавал.
Да нам и не до разговоров особо было. Кабаки и бордели сменились курильнями и притонами, зачастую одурманенных посетителей попросту выкидывали на улицу, и за поживой сюда, будто рыбёшки на хлебные крошки, тянулись босяки. Все доходные места были давным-давно поделены, но и так время от времени между ватагами случались ожесточённые стычки, а от одной такой шайки нам и вовсе пришлось уносить ноги.
И всё же я не заплутал и вышел к глухому тупичку, где вчера наткнулся на полноценный спуск под землю. Лука сунулся
