Снова, красный от волнения, прошагал прокурор. Из экипажа вышел Дюк. Я впился холодком провидческого взгляда в будущего мертвеца.
– Пошоттер! – позвал Дюк майора, и тот подбежал. С едва заметной угодливостью поклонился. Вот, значит, как они демонстрируют покорное достоинство. Надо запомнить.
– Довольно разыскивать палача, – проговорил Дюк. – Выбери двоих бывалых солдат, отдай приказ, и пусть они вешают.
Майор убежал. Прокурор стал что-то обиженно говорить Дюку. Вместе они стали прохаживаться внутри кольца из десяти хмурых охранников. Я встал, стукнул в стенку кареты. Распахнулась дверца, из неё выбрался бывший боец Вайера, влез на крышу кареты, якобы чтоб получше всё рассмотреть. Я знал, что этого знака ждут и что ворота арендованного двора уже открываются и Готлиб направляет карету Симонии прямо сюда.
Через пять минут в проёме ворот гарнизонного плаца показалась карета с золочёными королевскими гербами. Единый вздох прошёл по толпе. «Кто?!» Готлиб резво и смело потеснил толпу и остановил карету возле нашего экипажа, наискосок. Два мощных серых близнеца стояли, подрагивая породистыми буграми мышц. Спрыгнув с сиденья, Готлиб подбежал ко мне и подал свиток с большой алой печатью. Лицо королевского прокурора сделалось нескрываемо напряжённым. Лёгкая судорога дёргала его щёку. Я сломал печать, размотал шёлковый шнур, вчитался в чистый, без единого слова лист. И вдруг вскочил и, в точности как недавно майор, с неявной угодливостью склонился возле дверцы с гербом. Дверца дрогнула и открылась. Новый вздох прогудел в толпе. Блистая жемчугом по всему платью, в проёме кареты показалась стройная женщина в жемчужной же маске. Я сорвал с себя длинный плащ и метнул его перед ступенькой кареты. Женщина ступила, опираясь на мою руку, прошла и села на покинутый мною трон. И ещё раз прогудела толпа: с груди моей, не прикрытой более плащом, ударила блеском алмазов звезда.
Да, рассчитано точно. Торопливо подошёл ко мне прокурор и, издалека поклонившись, неуверенно произнёс:
– Прошу меня простить, что я, не будучи представленным… Осмелился поприветствовать вас… Но, кажется, мы встречались в Лондоне, при дворе?
Я видел, что Дюк подступил ближе и внимательно слушает.
– А, это ты! – со снисходительной улыбкой шагнул я к прокурору. – Георг, кстати, о тебе спрашивает!
И, приоткрыв перед собой пустой лист, экспромтно процитировал из него: «Интересно, как чувствует себя наш неудачник, у которого даже немую из Эксетера не получилось повесить…»
– Она сбежала тогда! – отчаянно взмахнул руками прокурор. – Не моя неудача!
– Ну, – покровительственно посмотрел я на него, – начинай. Леди едва не опоздала, но теперь она прибыла и готова смотреть. Начинай.
– Ваша милость… Сию минуту! Палача не смогли доискаться, так майор Пошоттер назначает двух солдат, которые проведут исполненье.
– Что-о? – вытаращил я на него глаза. – Подожди-ка, дружок…
Быстро шагнул к даме, тихо спросил её:
– Как ты, Симония? В обморок не упадёшь?
– Не упаду, – отрицательно качнув маской, ответила Симония. – Но мне страшно.
– Да чего тебе бояться. Готлиб-то здесь.
Потом быстро повернулся, подошёл к прокурору и, не сдерживая голоса, заявил:
– В чьей тупой голове родилась эта мысль?! Провести казнь с нарушением протокола?! Чтобы при Дворе выслушивали рассказ о казни без палача?! Быстро. Исправляй положение. Солдат отставить.
Прокурор в полной растерянности отошёл к Дюку. Тот что-то сказал и влез в экипаж. Через пять минут в ворота плаца пролетел всадник.
– Сию минуту магистрат назначит нового палача, – доложил мне прокурор.
– Ладно, сказал я ему. – Ты Пошоттера позови.
Он, поклонившись, быстро зашагал к казармам. Я кивнул Готлибу, и он, побывав в недрах кареты, достал круглый столик, – добротный, лакированный, красный, потом дорожный сундук, и отнёс их к Симонии. Установив столик перед ней, Готлиб раскрыл сундук и уставил столешницу золотой (!) посудой. Поставил несколько бутылок самого старого, какое только смогли отыскать, самого дорогого вина. На поднос с Кетцалькоатлем положил хлеб, сыр, поставил судок с маслинами. Откупорил бутылки. И, ещё раз побывав в недрах кареты, изъял из них накрытый плотным гобеленом котёл. Одной рукой взяв осторожно котёл, второй достал треногу и принёс их к столу.
В эту минуту подошли начальник гарнизона – майор, и прокурор.
– Без церемоний! – вскинул я руку в дорожной перчатке. – Не нужно представляться. Скажу одно: при дворе старого вояку Пошоттера знают.
Майор от удовольствия побагровел, заморгал глазками. А Готлиб, сняв с котла гобелен, сказал со значением:
– Пр-рошу!
И достал из котла укреплённый над раскалёнными углями букан с массивными шипящими стейками. Оглушающий аромат хорошо пропечённого мяса ударил над плацем. В толпе оживлённо заговорили. Готлиб разлил вино в серебряные кружки. Нарезал сыр. С лязгом вывалил на золотой лоток серебряные ножи и вилки.
– Прошу прощения, сэр, – сказал мне прокурор. – У нас здесь присутствует ещё одно высокопоставленное лицо из Лондона. Не заинтересует ли вас его общество?
– Пригласи, – коротко сказал я.
«Примкнуть и возглавить».
И, когда Дюк подошёл, подал ему уже налитое вино, повторив удачную фразу:
– Мы сегодня без церемоний.
Он, кивнув, принял. Не без удивления посмотрел на золото. Взял поданный мной на вилке аккуратно отрезанный кусок мяса и, вдохнув аромат, приподнял брови.
– Индийские специи, – пояснил я ему, – этого года.
После этого мы все обернулись к маске. Симония подняла тонкую руку и отпила из мерцающего искрами бокала глоток вина. Тогда выпили все мы, и Пошоттер изумлённо простонал:
– Во-от это вино!
– Испания, – пояснил я ему. – Двадцатилетнее.
Изысканным жестом, обращённым к вниманию дамы, я указал на сыр, на маслины. Дама едва уловимо качнула отрицательно головой. И тогда я, Пошоттер, прокурор, Дюк взялись за ножи. И я, как недавно маленький Брюс, сделал открытие: даже у самого вкусного мяса совершенно нет вкуса, если оно поглощается в ожидании смерти.
Одолели по изрядному куску. Разлили в кружки ещё пару бутылок. Пошоттер выпил, тихо урча. Я склонился к Симонии, шепнул ей:
– Какой молодец Готлиб у нас, правда?
Она кивнула. Тогда я взял на вилку самый большой кусок мяса, до верха налил вином кружку и, подняв это в руках, спросил у Пошоттера:
– Можно?
И кивнул в сторону эшафота.
Майор быстро взглянул на Дюка. Тот согласно прикрыл глаза.
– Никаких препятствий! – объявил майор. – Пусть будет эта… Гуманность.
