Их поймали в ловушку.
От резкого порыва воздуха, поднявшегося от отрезавшей путь вперед плиты, погас один факел. Второй, помотав пламенем из стороны в сторону, продолжал светить. Но это, как подумал бард, было слабым утешением.
— Демонское дерьмо… — выругалась Тео, вынимая меч из ножен. Бард, странно спокойный для сложившейся ситуации, чуть было не заметил, что поддеть и приподнять плиту мечом невозможно, но услышал еще один звук. И он не понравился ему больше двух предыдущих, вместе взятых. Он услышал журчание.
Рик и Тео одновременно задрали головы — и увидели, что из открывшихся дыр в потолке (а, может, те с самого начала там были, просто они этого не заметили) течет вода. «Даже, я сказал бы, она не течет, а бьет струей», — подумал бард.
— Что теперь? — спросил он у Тео.
Та кусала губы, сверля взглядом воду, будто могла остановить ее силой мысли. Даже, вполне возможно, и могла, подумалось барду, — но не здесь и не сейчас.
— Магии нет. Совсем нет. — Ровным голосом произнесла Тео. — Значит, остаются мозги.
— Заткнуть дыру мозгами не получится, — схохмил бард и внезапно понял, что и его кажущееся спокойствие, и желание сострить — это все признаки надвигающейся паники. Он не был уверен, что достойно встретит воду, затекающую в глотку. Магический бой — да. Грязную поножовщину — да. Даже призраков он бы вытерпел. Но такая глупая смерть…
Тео тем временем опустила мешок на пол — под ногами уже хлюпала вода, — и стала сосредоточенно в нем рыться.
— Ищешь пробку? — опять не удержался бард. — Одной будет мало. Отверстий… — он запрокинул голову. — Восемь. Или девять. Нет… двенадцать.
Тео издала звук — нечто среднее между рычанием и стоном, — и с ненавистью посмотрела на барда. Тот заткнулся и, следуя примеру спутницы, тоже стал искать в своем мешке что-нибудь, что могло бы послужить затычкой.
На поиски они потратили около пяти минут. За это время вода дошла до пояса. Что означало — десять, может, пятнадцать минут жизни. Даже большой оптимизм, внезапно проснувшийся в барде, не позволил ему думать, будто дыры можно заткнуть тряпками — напор воды выбьет их. Да и втулки из дерева тоже долго не продержались бы.
И в тот момент, когда бард подумал, что расстояние между отверстиями позволяет затыкать дыры пальцами, но еще вопрос, хватит ли у них пальцев на руках или придется использовать еще и на ногах, погас до сих пор чудом державшийся факел.
И он ощутил тот самый, долгожданный приступ паники.
Горло перехватило, дышать стало трудно. Огромным усилием воли бард взял себя в руки, сказав себе: «Погоди задыхаться от страха, тебе предстоит совсем скоро захлебнуться». Черный юмор помог справиться с ужасом, заволакивающим сознание. Если бы юмором можно было затыкать дыры, из которых бьет вода, бард с магичкой были бы спасены.
— Рик, — услышал бард голос Тео. — Дай руку.
Он потянулся в ту сторону, где, как запомнил, находилась Тео и поймал мокрые, холодные пальцы. Потянул к себе и перехватил магичку за предплечье. Вода дошла до подбородка и бард ощутил, что плывет — ноги оторвались от пола.
— Слушай… — Тео говорила хрипло и тяжело. — Я пыталась. Пыталась поднять их. Прости. Ты не сможешь, конечно, не потому что не благороден, просто такая глупость непростительна, а это я тебя сюда затащила, и не повернула назад, когда можно было…
— Ты о чем? — стуча зубами, спросил бард.
— Мы умрем. Через несколько минут. Мне жаль. Прости.
«Нет. Не может быть. Только не так!» — захотелось заорать Рику в темноту, а потом захотелось врезать Тео в глаз, да пребольно, чтобы она прекратила нести чушь. Но он понимал — это слышалось в ее голосе, — что больше корить ее, чем она сама, вообще невозможно. И ярость схлынула. Он покрепче вцепился в Тео, боясь, как бы ее мокрая кожаная куртка не выскользнула из пальцев.
— Ну, не всем же умирать с мечом в руках на поле брани, героически отбивая принцессу у великана, — сказал он, сплевывая ледяную воду. — Если вдуматься, куча людей помирает вот так вот идиотски. Почему мы должны быть исключением?
— Рик… — с удивлением бард услышал в смешке Тео слезы. Наверное, раскаяния. Не страха же? Сам он страха не ощущал. Страх есть детище надежды. Неизбежность же сделала его спокойным. Вот только… сапоги, набрав воду, тянули вниз и бард, хоть и понимал, что это отсрочка на секунды, все же сбросил их.
— Рик…
Они висели в воде, обнявшись крепко, как лучшие друзья. В темноте слышался только плеск воды, и, похоже, напор только усилился.
— Да?
— Лучше, если ты… Когда накроет с головой, расслабься и вдохни глубоко.
— Что?
— Я говорю… Утонуть — это очень неприятно. Больно. Легкие раздирает, и… Лучше сразу. Трудно себя заставить, но надо сделать этот вдох. И потом — как будто уснешь. Ты слышишь меня? Понимаешь?
— Понимаю. Хорошо.
Бард чуть приподнял голову. Примерно сейчас он должен стукнуться макушкой о потолок.
— Хорошо, что я лютню оставил в лесу. А то бы промокла.
Тео снова то ли хмыкнула, то ли всхлипнула.
— Рик…
— М-м-м?
— Очень странно умирать с тобой в одной компании.
— О, я тебя понимаю.
— Нет… не совсем. Просто… Я ведь считала тебя врагом, а теперь вот… ты вдруг вызвался мне помогать. И сразу после этого… Судьба, наверное, смеется. И мне… было бы… нет, подыхать вообще горько, но горше мне было бы, если бы я знала, что ты меня обманул.
— Я не обманул.
— Объясни.
Бард прикинул, сколько времени у них осталось. Судя по прижатой к камню голове, совсем немного. И постарался объяснить очень коротко, хотя те события, что привели его сюда, помнил до мельчайших деталей и, если б выжил, написал бы целый трактат…
Рикардо Риомболь никогда не был фанатиком. И истово верующим в Близнецов тоже. Если уж совсем честно, до тех пор, пока его, испуганного маленького музыканта, подающего большие надежды, не привели в Храм Ордена, он вообще не задумывался о богах. Жрецы Древа в школе объясняли, что поклоняются силам природы, а само Древо — лишь ее олицетворение. Хотя некоторые говорили, что Древо в самом деле существует — оно растет на той стороне земли, и у корней его бьет Источник Мудрости.
В Храме Близнецов Рика познакомили с иной мудростью, — сначала ткнув лицом в пол перед фреской с изображением божественных Братьев, а потом оставив без обеда за невинный вопрос: «Создал ли Близнецов Создатель?».
Стал ли он после этого верить? Нет. Бояться — да.
Но потом страх прошел. Орден Близнецов, в отличие от Ордена Древа, не мог похвастаться таким количеством святых старцев, творящих чудеса, исцеляющих источников и мирных сподвижников. С самого начала Орден был нацелен на власть мирскую. И это не шло вразрез с религией — ведь Братья, как утверждали жрецы Близнецов, покровительствовали миру вещественному, и требовали от своих последователей не кротости, смирения и благодетели, а ума, хватки и хитрости. «Наши Боги», — вещали с возвышений в Храме Старшие, — «Хотят от вас, юных, чтобы вы всего добивались сами. Не делают за вас работу, посылая чудеса, а воспитывают в вас умение самостоятельно справляться с проблемами этого мира».
Рикардо Риомболь стал Кано, и где-то по пути к этому превращению растерял свой страх перед богами. И… да, веру. Трудно было верить, глядя на то, что творилось в Храме по ночам. Иногда и днем — когда в подвалы волокли «гнилоустых богохульников», чтобы там запытать до смерти. Когда из-под полы передавались кошели, звенящие, туго набитые — чтобы Старшие решили вопрос в пользу просителя.
Он не осуждал жрецов, потому что вырос среди них. За маской отстраненного, равнодушного Кано он мог позволить себе лишь брезгливость к мздоимству и склонности вырывать людям глаза за неосторожно сказанное слово. И он мог позволить себе не верить в богов, потому что они, похоже, не верили в людей.
Когда Охотник, превратившись в зеленое, дрожащее по краям пятно, размытое в воздухе, ринулся к нему, Рик ощутил смертельный холод. Почувствовал что падает назад, сжался в ожидании удара — но его не последовало. Он погрузился в темноту, холодную, пустую — она и была, и ее одновременно не было. Он подумал, что умирает. Мысль эта длилась бесконечно, и когда огонек его сознания почти потух, Рик увидел свет.
