Выбежав из ущелья на «Пятачок-ветродуй», Клим и Закир увидели на фоне неба силуэт Потапова, наставившего автомат на двух неизвестных мужчин, поднявших вверх руки.
Ничто не могло сильнее поразить Клима, чем неожиданное появление у Большой зарубки людей, — настолько он был убежден, что зимой сюда не сможет добраться ни один человек.
Мельком глянув на подоспевших товарищей, Потапов включил электрофонарь и навел луч на неизвестных. По одежде их трудно было отличить от охотников. Однако Клим разглядел, что самый высокий из них — европеец. Второй — явно монгольский тип. Лицо третьего, лежащего без признаков жизни, скрывал шарф.
«Неужели это нарушители границы?»
— Ему плохо... Сердце, — сказал вдруг по-русски высокий мужчина, кивнув на человека, лежащего на снегу. — Помогите ему.
— Вы нарушили государственную границу Союза Советских Социалистических Республик. Вы задержаны, — отчеканил Потапов.
— Мы заблудились, — ответил высокий. — И, слава богу, набрели на вас... Пистолет в правом кармане, — добавил он. — Вероятно, это вас интересует...
У нарушителей границы оказалась брезентовая палатка, ее поставили на площадке «Здравствуй и прощай» рядом с чумом, накрыли ветвями и обложили снегом; получилось тесное, но довольно теплое жилище.
Распаковав в присутствии задержанных их рюкзаки, Потапов извлек шерстяные одеяла, немного продовольствия, два автоматических пистолета кольт, компас, хронометр, топографические карты Адалая, призматический бинокль и фотоаппарат.
Высокий мужчина, назвавшийся Николаем Сорокиным, сообщил, что они плутали в горах целую неделю. Больной — Ивар Матиссен, ученик знаменитого исследователя Центральной Азии Свена Гедина, хотел пересечь зимой Адалай, а он, Сорокин, живущий в Кашгаре с 1919 года, согласился сопровождать путешественника. Аджан — проводник, оказавшийся, кстати, никудышным. Он совсем запутался в этом дьявольском лабиринте хребтов и ущелий...
— Вы объясните все это на допросе, — перебил Потапов.
Утром больному стало немного легче, и он что-то прошептал Сорокину.
— Господин Матиссен просит, чтобы вы поскорее доставили нас к вашему офицеру, — перевел Сорокин. — Он должен немедля известить свое консульство: там беспокоятся о его судьбе.
— Господину Матиссену придется обождать, — сухо ответил Потапов...
Так началась жизнь вшестером. Теперь Федор, Закир и Клим вынуждены были не только охранять границу, но и сторожить задержанных.
На вторые сутки, умываясь снегом, Сорокин заметил на скале насечки, которые каждый день делал Потапов. Сосчитав их, он тихонько присвистнул:
— Выходит, мы у вас в плену, а вы в плену у гор? Есть с чего запить. Надеюсь, гражданин Потапов, вы вернете нам флягу с коньяком?
— Коньяк останется для медицинских целей.
— Для медицинских? — усмехнулся Сорокин, щелкнув себя по кадыку. — Вы чудак, сержант! Аджан говорит, что если в горах произошел обвал, то отсюда не выбраться до июня. Как вы полагаете?
— Я полагаю, что вам придется сегодня полазить со мной по скалам: нужно нарубить стланцев для костра.
— Не вижу смысла: днем раньше мы сдохнем или днем позже. Впрочем, пожалуй, вы правы: надо бо-роться, бороться, черт побери!
— Летит! — крикнул вдруг Клим.
— В самом деле, это аэроплан, — оживился Сорокин.
Где-то совсем низко над горами кружил самолет, но облака скрывали его от людей, и рокот пропеллера постепенно удалялся и вскоре вовсе затих.
Матиссену становилось все хуже и хуже: он бредил и не мог поднять головы.
— Потапов, вы — здравый человек, вы должны, наконец, понять, что торчать здесь, по меньшей мере, бессмысленно, — говорил Сорокин. — Раз путь на север закрыт, то пойдемте на юг, откуда мы пришли. А если вы намерены отдать здесь богу душу, так при чем тут мы? Отпустите нас. Мы с Аджаном унесем бедного ученого, попытаемся спасти его. Не будьте же так упрямы и жестоки. Ну, что держит вас здесь? Что?
— Долг! — не утерпел Потапов.
— Долг?! — скривился Сорокин. — И много вы должны?..
Прошла еще неделя и еще неделя. В самом конце февраля Клим пошел с Аджаном за топливом. Близился вечер, а они все не возвращались. Потапов вызвал выстрелом с «Пятачка-ветродуя» Закира, приказал ему стеречь Сорокина с Матиссеном и отправился на поиски. С час, наверное, лазил он по леднику, прежде чем набрел на глубокую трещину, из которой отозвался Клим.
Потапов лег на край трещины, спустил вниз веревку.
— Хватай!
— Ноги, — едва смог вымолвить Клим. Голос его был чуть слышен.
— Вяжи за пояс.
Весь напружась, упершись ступнями в валун, Потапов вытащил из трещины товарища. Клим не мог стоять.
— Ноги, — пробормотал он; кажется, я зашиб и обморозил ноги.
— Аджан где?
— Убежать хотел. Я за ним. Выстрелил, промахнулся. Он зайцем прыгал. И провалились...
— Да где же он? — в нетерпении переспросил сержант.
— Там, — кивнул Клим на трещину. — Оба мы провалились... Застрелил я его...
Сержант медленно повернулся к товарищу:
— Застрелил?.. Давай я ототру тебе ноги.
Он осторожно стащил с Клима валенки, начал с силой растирать его ноги снегом. Он растирал их до тех пор, пока Клим не почувствовал боли и не вскрикнул.
— Доложите, при каких обстоятельствах вы расстреляли нарушителя границы? — неожиданно потребовал Потапов.
Клим перестал стонать, настолько поразил его официальный тон товарища.
— Докладывайте! — повторил Потапов, продолжая растирать ноги.
— Товарищ сержант, нарушитель бросился на меня... Видно, падая, он не так сильно ударился, как я, и я выстрелил в него... Больно!..
— Терпи! — Потапов с сочувствием посмотрел в наполненные слезами глаза Клима. — Товарищ Кузнецов, объявляю вам благодарность за смелые и решительные действия!
Клим ничего не мог ответить: такой невыносимой стала боль..
— Терпи, терпи, друже, — с улыбкой повторил Федор. — Ну как? Все теперь понимаешь?
— Понимаю, — стиснув зубы, вымолвил Клим. Потапов сделал из кедровых ветвей волокушу, положил на нее товарища и потащил. Через трещины и нагромождения камней он переносил его на руках.
— Терпи, терпи!..
Вытянув волокушу на тропу, Потапов опустился рядом с Климом, прерывисто дыша, просидел так несколько секунд.
— Поехали дальше! Лавина, того гляди, сорвется, — сержант показал на огромную снежную шапку, нависшую над ущельем. — Самое время им срываться.
Он согнулся, едва не доставая руками до земли, натянул веревочные постромки, сдернул с места волокушу и медленно пошел, покачиваясь, то и дело приостанавливаясь.
