Черный быстро вернулся.
— Табличка на месте.
— А, эта бумажка… — якобы вспомнил Сцилла. — Да, что-то там написано.
— Что клозет засорен, — ответил сантехник, — и что надо обращаться вниз.
Сцилла чуть не рассмеялся собственной догадке. Да, он не дурак, ничего не скажешь, не дурак. Эти двое все еще переглядывались, и Сцилла понял: они решали, отпускать его или нет. «Здесь покоится Сцилла, погубленный знанием правильной речи». Он стоял не шевелясь, пьяно обхватив руками раковину, даже и не помышляя трогаться с места, пока ему не скажут. Он знал, что они не станут связываться с ним, он не стоял у них на повестке дня, у них было свое дело, они его сделали, и им было совершенно на него наплевать. Да и он, собственно, не будет впутываться, и у него есть свои дела.
Он увидел жалкий парик Обезьяны в угловой кабинке. Мерзавцы взяли беднягу с больным кишечником в самый уязвимый момент — они убили живую легенду, когда она была без штанов.
— Бог ты мой, вы что, не могли подождать? — медленно проговорил он и ударил сантехника, не потому, что тот стоял ближе, а потому, что у него в руках был тяжелый ключ, видимо, уже побывавший в черной работе.
Сцилла свел кончики пальцев вместе — и удар в горло сбил сантехника с ног. С негром было проще — тот не знал, с кем имеет дело. Сцилла легко достал его левой, рубанул ребром ладони по ключице — послышался хруст костей, и черный опустился рядом с сантехником.
— Почему вы не подождали?
Техник пытался выдохнуть — он, наверное, уже никогда не сможет говорить как прежде. Черный, с ужасом глядя на Сциллу, неловко поводил плечом, еще не понимая, что произошло.
Сцилла проговорил очень тихо:
— Вот сейчас я сниму с вас штаны, как вам понравится, а? А потом посажу на стульчак. И убью обоих. Как, понравится?
— Нам приказали, — выдавил черный, — про тебя ничего не было. Не убивай нас.
— Вы знаете, кто я?
— Знаем, — ответил черный, — Сцилла.
Сцилла помедлил, не зная, прикончить их или нет. Гнев еще не оставил его, так что сделать это будет нетрудно. Уйти-то он сможет.
— Не надо, — попросил черный.
Сантехник все еще хрипел.
— Нам не сказали, что он был твой друг, — пояснил черный.
— Да, был. — Гнев Сциллы уже рассеивался. — Много лет, — продолжал Сцилла, пытаясь не остыть. Но ничего не получалось. Потому что Обезьяна не был его другом. Не друг, не знакомый, кто он? У них была одна профессия. Ну и что?
Он наклонился над ними, держа руки в боевой позиции. Он захотел увидеть их страх — и увидел. На их лицах было написано ожидание смерти.
— Запомните, вы, — сказал Сцилла, и хотя злость его уже проходила, голос еще дрожал. — Всегда оставляйте что-нибудь человеку. Понятно вам? Хотя бы какую-нибудь мелочь. Хватит и клочка, но клочок этот должен остаться. Вам понятно?
— Да, — прошептал черный.
Сцилла опустил руки ниже.
— Все понятно! — закричал черный, но он уже понял: пришел конец. Сантехник тоже сообразил, что с ним покончат.
Сцилла же молча выпрямился и ушел. Он вернулся в бар, допил виски, заказал еще.
Какая идиотская комедия! Они обо всем доложат в свой центр. Там свяжутся с Отделом и громко объявят, что Сцилла нарушает. Хуже — Сцилла вмешивается. И, конечно. Отдел постарается опровергнуть обвинение.
Но они уже не будут так доверять Сцилле, как прежде. Нет, они будут давать ему работу, конечно, он еще слишком ценен для них. Но за ним будут наблюдать. Более тщательно, чем раньше, гадая, почему же он нарушил, что с ним такое случилось, можно ли дальше доверять Сцилле. И на следующем задании…
Следующего задания не будет, решил Сцилла. И арабы, что наняли черного и сантехника, если это арабы, они тоже будут за ним следить. Надо ведь защищать как-то своих людей, и они не упустят возможности взять его врасплох, ключицу, например, сломать или голоса лишить. Или же, если разозлятся всерьез, перебить ему позвоночник в пояснице, чтобы помучился десяток-другой лет.
Я не попадусь врасплох, решил Сцилла.
Решить-то легко, но почему он взбесился в туалете? Почему вид помятого парика в углу кабинки вывел его из себя?
Потому что… Сцилла понял наконец: потому что он хочет умереть по-человечески, рядом с тем, кто любит его. Разве это такое уж несуразное желание? Разве это много — просить от жизни хотя бы приличную смерть?
— Счет! — крикнул бармену Сцилла и заплатил за виски, свое и Обезьяны.
По пути в самолет он завернул к туалету. Бумаги на двери уже не было. Он зашел внутрь, огляделся. Парика тоже не было.
Сцилла хмыкнул удовлетворенно. Они не смылись после его ухода. Остались, дочистили все до конца, сделали все как надо, не наследили. Наверное, они неплохие люди.
Неплохие люди?..
Сцилла торопливо вышел из туалета, злясь на себя за эту мысль. Что с тобой происходит? Пять минут назад ты чуть не укокошил этих двоих, а теперь называешь их неплохими людьми. Он подошел к регистрации, встал в очередь. Я хочу умереть рядом с тем, кто любит меня.
— Простите, что вы говорите? — спросила его пожилая леди.
О Господи, я думаю вслух!
Сцилла улыбнулся ей. У него была удивительная улыбка, естественная и ободряющая. Женщина приняла ее, улыбнулась в ответ и отвернулась. Продолжай в том же духе, скоро и тебя отправят во втором классе, сказал себе Сцилла.
Он содрогнулся от этой мысли.
3
В аудитории для семинаров их было четверо, все они ждали Бизенталя. Соседи его друг друга знали и негромко переговаривались за передними столами. Леви наблюдал за ними, сидя сзади. Он уже слышал о них, когда еще работал над своей темой в Оксфорде, слухи об их интеллекте пересекли Атлантику. Самым видным историком был Чембейрз, о нем говорили, что он станет первым черным историком высокого класса. Двое других — близнецы Райордан, брат и сестра. В университете уверяли, что они знают все.
Леви, сидя на своем месте, иногда чувствовал, что говорят о нем. Если у человека многолетний комплекс неполноценности, он очень многое читает по едва заметным жестам. Эти трое, осознавая свое положение — Бизенталь брал в свой семинар только лучших, — никак не могли понять, что делает здесь этот потный тип. Не надо было мне сегодня бежать на занятия, подумал Леви, ощущая влажную от пота рубашку. Очень глупо бегать в первый день семинара: в такой день надо произвести впечатление, а не ставить рекорды. Беги домой, дурень, сказал он себе. Рвани вовсю, если хочешь, но не сиди в классе, испуская запах пота. В академических учреждениях запах пота не любят.
