Вас, юная леди, такого ценного? – Улыбнувшись, спросил я.
На что она лишь промолчала. Больше за ней никто не вышел, а гостевой корабль вернулся в поток каравана, уплывая дальше по своим делам.
Усадив девочку в кресло за мной, я сел на место пилота и, забив нужные координаты, резко спикировал вниз. Раз это ценный человек, а выполнить работу наняли именно меня, то преследования не избежать. Поэтому я принял решение плыть вдоль дна, лавируя между ущельями, что дало бы преимущество в скрытности. У меня был составлен приемлемый маршрут и волне сносный план, поэтому в успехе я был уверен.
Но враг был, увы, совсем не там. Спустя час, я почувствовал странный запах, а после громкий хлопок. Батискаф резко накренился и начал зарываться в вязкий ил. Внутри включилось аварийное питание, и всю кабину покрыл тусклый красный свет. Меня отбросило на приборную панель, где я больно приложился лицом и, пожалуй, все же потерял сознание.
Мы сидели с девочкой напротив друг друга на полу. Все приборы жизнеобеспечения и даже реактор были несправны. Гостья держала в одной руке открытую пустую капсулу, а в другой – записку. Она смотрела на меня, не мигая, холодным пустым взглядом. Мы сидели и молчали. Я смотрел на нее с трепетом и жалостью. Мне совсем не хотелось ее винить в том, что она сделала.
В письме, что она протянула мне прочитать, говорилось о людях, дорогу которым я перешел, и о вчерашнем совершённом мной убийстве, и о моей некомпетентной глупости, которая меня сюда привела. Но самое важное, что я прочитал, касалось газа, что был распечатан и выпущен несколько минут назад. Синтезированный яд. Я умру через… хмм… по всей видимости скоро.
Я понимаю, ведь очевидно я злодей, но кто тогда тот человек, что осмелился убить совсем юную особу сидящую, напротив. Это безумство. Странный спектакль с выдуманными сторонами, кричащими о безвыходности и смирении. Поверь мне, читатель, какую бы ты сторону не выбрал, как далеко не зашел бы за грань или возвысился в принципах морали, единственное, на что ты способен – это стать главным героем, пусть лишь только до антракта.
Злодей убивающий злодеев… хорошее название для этого небольшого рассказа.
Ах да… прости, но я так и не смог запустить очистку воздуха, ведь до того, как я что-то понял моя гостья уже все вывела из строя. Исходя из этого факта, ты только что был заражен тем вирусом, от которого скоро умру и я.
Прости, но похоже тут закончится и твой спектакль.
С наилучшими и, очевидно, последними пожеланиями.
4 января 1998
22. Псих.
Надеюсь, это лишь сон
Сон, а не готовая пробудиться
шизофрения
Философия, психология, банальная драма… как много бесполезных вещей в голове человека в период рьяного отчаяния. В период, когда ты способен совершить, пожалуй, величайший, по твоему мнению, поступок. Но не можешь по ряду всевозможных причин.
Время, возможность, финансы, серьезность, восприятие, лень и далее, и далее, по необъятному списку палок в твоих колесах. Моя причина лишь в том, что я скован. Нет, не скован как подросток при своем первом поцелуе, будто истукан с замороженной мимикой пытающийся побыстрее покончить с этим… Нет… Я скован буквально.
Сижу напротив совершенно белой стенки в смирительной рубашке, изливая этот определенно странный и крайне малый эпос моему собеседнику.
Собеседник необычайно молчалив… и это так же необычайно, как и очевидно, ведь он – стена. Может и не зря я здесь сижу. Но право… С кем еще я могу общаться в этом пустом пространстве.
Лично мое мнение – я не имею психический нарушений и уж точно не опасен для общества. Что ж, исходя из моих нехитрых умозаключений, я не должен здесь находиться. Но все же я здесь. Я пытался выбраться, правда пытался, и не только из этой комнаты, но и из своих странных рассуждений.
Чертовы мозгоправы, они поступили безумно подло, хмм…
Как можно заметить, я сижу в одиночной, охраняемой амбалами в голубых халатах, комнате. И не потому что я себя хорошо вел.
Раз за разом вырываясь из лап этого гиблого места, я неизменно наносил множество увечий личностям, что стояли у меня на пути. Меня не пугали ни удары током, ни просто, хех, удары. Раз за разом они принимали заведомо гиблые попытки меня обуздать, но я же не лошадь… ну а если и лошадь, то самая строптивая.
Раз за разом… Бессильные попытки сбежать и аналогичные попытки предотвратить мои побеги.
Но вот в больнице появился человек. Мой добрый друг, мой соратник, еще до того, как оказаться здесь. Я любил его. И знаю его ровно столько, сколько живу, и ни капли этому не огорчен.
И, при моей очередной попытке ускользнуть, я сломал руку одному из врачей. Тот еще сладкий хруст. Но вместо того, чтобы наказать меня, избить как полагается и кинуть истекать кровью, эти твари наказали его… моего доброго друга.
Ох как я был взбешён, ведь он ни в чем не был виноват. А видя мое отчаяние и мою очевидную бесполезность, подстегнулись этим фактом.
На этом мои буйства закончились. Я не мог позволить, чтобы человек, мной любимый, страдал по моей вине. Банально, но как же действенно, черт побери.
За мной так же присматривали, по-прежнему контролируя. Но я старался вести себя как подобает, правда старался.
Они не пускали меня общаться с моим другом, не разрешали даже рта раскрыть при виде его. Но я мог смотреть на него, как он ест, как он ходит, и быть счастливым, что с ним все хорошо.
Иногда мы переглядывались, он улыбался мне, а я ему.
Прошло пару месяцев, я все таких же был паинькой, и не доставлял особых проблем. Но в очередной день мой друг пропал. Я расспрашивал посетителей этого “дивного места”, врачей и даже тех амбалов в голубых халатах. Но все они молчали…
Ох как я был зол, мой голос сорвался на крик, но дать выпустить гнев мне помешали, просто бросив эту комнату с белыми стенами.
Сейчас гнев утих, сменившись на ясность ума и какую-никакую мораль. Я надеюсь, его выпустили и с ним все хорошо. Я верю, мой друг детства сейчас сидит в каком-нибудь заведении и пьет чай, вспоминая прошедшие тут дни как жутковатый сон. Очень надеюсь…
Я услышал щелчок пленочного диктофона и вздрогнул.
–Вы молодец, мой друг. Вы проделали трудный путь, и это стоило
