быстро.
— Здравствуй, Анастасия. Что у тебя произошло под конец рабочего дня? — спокойным голосом сказала Маргарита Константиновна, занимаясь своим делом.
— Сегодня же ваша очередь дежурить?
— Да, а что?
— А давайте я за Вас подежурю.
— Ага, сейчас, а потом винительное получу. Нет.
— Маргарита Константиновна, Вы ведь согласитесь, что с охранником было лучше. Не надо дежурить, сидеть допоздна.
— И что?
— Ну, я же знаю, как Вам это всё не нравится, поэтому предлагаю поработать за Вас.
— Ты же никогда не дежурила.
— Ну, мне вряд ли дежурство дадут, а вот Вы, как уважаемая дама, которая столько лет здесь работает, всё знает, даже всю библиотеку вдоль и поперёк, мне поможет.
— Я не понимаю, зачем тебе дежурить? Спокойно бы пошла домой, посидела с родными.
— Если бы…
— Что так?
— Приходишь домой, ждёшь, что тебе крикнет бабушка: “Настя, пришла. Я тут чаю сделала, садись за стол”. Я радостно: “Да, иду!”. И не замечаешь в этот момент, что это было самое лучшее время в жизни. А сейчас приходишь, и тишина. Проходишь, и нет того запаха травяного чая, такого вкусного и манящего. К сожалению, я не ценила тех дней, проведённых с бабушкой, а сейчас только после её ухода поняла, насколько мне было с ней хорошо.
По лицу потекла слеза, и я вытерла её рукой.
— Я осталась сиротой… никому не нужной. У меня нет родителей, нет родственников. Иногда я думаю, а что тут делаю, зачем живу? Ни сил, ни друзей, ни семьи. Везде относятся к тебе, как к пустому месту. Один раз мне сказали: “Ты непохожая на других, это твоя индивидуальность”. Но я не хочу отличаться всем от остальных. Да, что-то и вправду во мне есть такого удивительного, но это даже хорошо, но, когда ты практически во всём не похож на других, становишься одиноким.
— А я думала …
— Некоторым всё равно на твои прожитые трудности, они замечают только плохое в нас, даже если мы это совершили случайно.
— Да, так и есть. Мой папа прожил много различных испытаний, спасал наш мир, потерял зрение, но всегда был верен людям, самым обычным. Никто его практически не замечал, мало кто знал о хороших поступках, совершённых им, а, когда он случайно задел очень влиятельного мужчину, который тоже перевоплощался в орла, спросив вопрос про жизнь обычного населения, его сразу сослали. Мне было 16 лет, и тогда было очень тяжело. Больше я его не видела… и не увижу. До сих пор помню, как его силой взяли и увели, никто не понял, что даже случилось.
Она сняла очки и посмотрела куда-то прямо. Мне было жаль её. Я слышала эту историю, но не знала, что это было связано с её семьёй.
— Ох, что это я. Так, — сказала Маргарита Константиновна.
— Простите, что начала этот разговор, — произнесла я.
— Ничего. Всё нормально. Ты хотела дежурить?
— Ну желательно бы.
— Хорошо. Можешь. Только если придёт Ада Тимофеевна или Нина Михайловна, то прячься.
— Спасибо большое, Маргарита Михайловна.
— Пойдём к выходу.
— Вы идите, а мне нужно коробку принести. Я забыла, что оставила её в библиотеке.
— Хорошо, буду ждать.
Я вышла и направилась в библиотеку. В душе был какой-то ком, и мне так не хотелось подводить её, но назад хода нет. Я достала зеркальце, дунула на него, вышел экран, и, нажав, позвонила Ване. Мы договорились встретиться около чёрного входа.
Я вернулась к выходу и села за кафедру вместе с Маргаритой Константиновной. Она посмотрела на меня улыбчиво. Я в ответ тоже улыбнулась.
— Если тебе потребуется какая-то помощь, то говори, не стесняйся, — сказала она.
— А как же неравенство? Я же не имею сил.
— И что? Ты же человек, как и все остальные, у которого есть душа, сострадание. Я же вижу, как тебе хочется влиться в коллектив, но все не принимают, только из-за твоих сил. Не понимаю это общество. Только на силы смотрят и всё. А если у хорошего человека нет сил, если причина есть, что же он теперь никто?
— К сожалению, такое воспитание. Мы поделать с этим ничего не сможем.
— Мой папа говорил: “Нет ничего невозможного. Не надо вечно думать, что ничего нельзя изменить в этом мире. Вот как раз из-за таких мир никуда не движется, и мы живём в ужасных условиях.”
— Ваш папа многое повидал?
— Да, он был очень умным и мужественным. Много путешествовал, разговаривал с хранителями, воевал за Родину. Я горжусь им.
— Правильно, что гордитесь, потому что таких людей забывать нельзя.
— Я вижу, что ты весь вечер неспокойна. Что-то произошло?
— Нет!
— А я думаю, да. Ты можешь поделиться, я никому не скажу.
— Нет, со мной всё хорошо. Не переживайте.
— Ты прости меня, но я подслушала ваш разговор с Фенечкой. Ты правда хотела дойти до “Книги хранителей”?
— Что Вы, Маргарита Константиновна, чтобы я пошла туда и меня уволили, да ни за что.
— Не обманывай. Понимаю, что ты хочешь получить свою силу, но не опасно ли всё это?
— Опасно… Но мне надоело выслушивать каждый раз, что я пустое место, или оставаться одной, совсем одной. Поэтому я решилась на такой шаг, потому что это мой последний шанс.
— Не знаю.
— Маргарита Константиновна, я Вас обманула… опять. Я пошла дежурить только из-за того, чтобы пустить своего друга и пройти в комнату. Простите.
— Вот оно что. И зачем надо было давить на жалость?! Я вот этого не люблю. Я могу спокойно доложить Аде Тимофеевне.
— Простите, пожалуйста, я поступила глупо. Говорите, Аде Тимофеевне, это моя вина. Я не должна подвергать Вас опасности.
В окно быстро постучались.
— Это он?
— Угу. Он просто хочет помочь. Ваня всегда верил, что у меня есть сила, и всеми способами пытался пробудить её.
— Он тебе кто?
— Друг. Самый настоящий. Единственный. Но, наверное, после предательства я и его потеряю…
Маргарита Константиновна посмотрела на меня, я смотрела в пол и пыталась не зареветь, но слёзы не слушались и текли по лицу.
— Жди меня здесь, — сказала она и ушла.
Я вытерла слёзы и, наверное, с покрасневшим лицом смотрела на окно. На улице пошёл дождь, он барабанил по стёклам. Я думала, что Маргарита Константиновна пошла звонить Аде Тимофеевне по поводу меня. Ваня, наверное, стоял под дождём и мок. Он ждал меня, а я плачу и не знаю, что делать. Зачем согласилась на всё это? Зачем испортила себе и другим жизнь?
Из темноты показались чьи-то глаза, которые пристально
