Капитан вызвал Новосельск, но ему не ответили. Он соединился с дежурным по управлению и тот его огорошил. Капитан положил трубку.
— Генерал Улусов на пожаре, горит рабочий поселок. Предположительно, диверсия. Он находится там с вечера.
— Выкрутился, мерзавец! Сам и устроил поджог!
Хворостовский заложил руки за спину и отошел к окну.
Он сделал правильный вывод, вот только доказать ничего не сможет. Оставалась слабая надежда на десант. Если он возьмет парашютистов живыми, то сумеет развязать им языки. С кем-то из них Улусов выходил на связь, без его поддержки зеки не решились бы на захват самолета. Генерал уже запрашивал Москву, но в архивах Лубянки не нашлось никаких материалов на полковника Абвера Болинберга. Когда-то Улусов сам работал на Лубянке, вполне мог запросить досье на самого себя и уничтожить его. Показания Антона ничего не стоят, он был несовершеннолетним мальчишкой в годы войны. Разведчик Клубнев уже в Иране. Он беглый каторжник, что стоит его слово против ставленника самого Берии. Крепкий орешек ему попался. Враг действовал на его глазах, а он ничего не мог предпринять. Хворостовский злился на себя.
Небо начало светлеть. Самолет летел над тайгой на северо-запад. Рядом с Муратовым сидел пилот и внимательно следил за приборами. Конец предрешен, Василия раскусили, тянуть время не имело смысла. И он решился.
— Закрой дверь кабины, кореш, из салона дует.
— Это можно. Не повредит.
Пилот встал и захлопнул дверцу.
Муратов выхватил из-под сиденья пистолет и выстрелил ему в затылок. Следующие два выстрела сделал по боковому окну, а потом ударил по нему ногой. Стекло вылетело. Муратов выхватил из-под сиденья парашют, накинул на себя лямки и защелкнул карабины. Штурвал полз вперед, самолет заваливался на нос. В окно пришлось протискиваться, но все получилось, он рухнул вниз. Когда раскрыл парашют, взглянул на самолет. Как ни странно, он не клюнул носом, а шел ровно, медленно снижаясь. При таком раскладе они могут спастись. Неужели кто-то удерживает штурвал? Нет! Не может быть! Он все еще спит, второй год спит и не может проснуться.
Вместо того чтобы войти в штопор и разбиться, самолет исчез за горизонтом. Ноги Василия коснулись земли, вернее, снега и он ушел в него по пояс. В этих местах давно уже царствовала зима. Купол парашюта лег справа. Вокруг полянки стеной стояла тайга. Вот он, чистый лист бумаги. Начинай новую жизнь, Вася. Придешь в себя и узнаешь, что такое холод. Тюремные «говнодавы» на ногах, старые штаны, ватник, шапки нет. В кармане полпачки папирос, спички и пистолет с пятью патронами. Отличное начало! — сказал в нем голос оптимиста. Печальный конец! — сказал разум.
Самолет был набит золотом. Ровно три тонны и ни грамма меньше. Отряд Лизы Мазарук выполнил обязательства, данные самому себе. Воистину, человек способен творить чудеса. Они получили немыслимое задание, нашли иголку в стоге сена. Мог ли рассчитывать на такой подвиг коварный генерал Белограй? Мог, если заготовил паспорта для кучки подыхающих на Колыме зеков. Сумасшедший провидец. Он знал людей лучше, чем они сами себя. Сделали невозможное и получили приз — чистые документы. Люди, не числившиеся среди живых, получив на руки бумажки, в мгновение ока превратились в здравствующих граждан СССР»
Впереди тундра, а дальше океан. Один рывок, и ты спасен. Но все не так просто. Ни золото, ни документы не решали проблемы. Их обманули, послав искать самолет с песком вместо золота для страны. Неужели люди могут стоить так дешево? С этим невозможно смириться. Они доказали, что дорого стоят, и обманывать их нельзя. Натерпелись унижений и презрения, хватит! В ящиках на самолете теперь золото. И стоит ли искать в их поступке логику?… Лет через сто сюда придут люди, построят железные дороги, и далекие потомки узнают историю спецрейса, потерпевшего крушение. Узнают и о них, свои настоящие имена они вырезали на фюзеляже самолета.
Путь через тундру к морю даже не обсуждался, отряд Лизы Мазарук пошел назад, туда, где оставил своих друзей. Далеко-далеко, в вымершем селе, их ждали отец Федор и кубанский казак Герасим Лебеда. Путь по глухой тайге их не пугал, их ничего не пугало. Они выжили и будут жить. На могилке Огонька, лежащего на старом кладбище среди русских офицеров старой гвардии, остался букетик подснежников. О мальчишке, сложившем голову на краю света, они будут помнить всегда. О самолете, набитом золотом, забыли сразу.
Жора-морячок решил остаться с чукчами, он просто не знал, что ему делать на Большой земле — отвык от городов и людей. Чукчи его уважали, любили, среди них он чувствовал себя хозяином. Ему оставили бланк паспорта, предназначенного для Огонька, вдруг соберется и двинет на север, к морю. Ведь мечтал же.
Снег еще не везде сошел, но солнышко начинало припекать, слышалось щебетанье птиц. Улдис провел отряд через каньон, через шахту, вырытую колчаковцами.
И тут их ждал сюрприз. За чащей ветвистого плюща, из которого они плели веревки, стояли оседланные лошади, навьюченные кожаными мешками с едой. На другой стороне каньона можно было разглядеть всадников во главе с шейхом.
— Как этим чертям удалось переправить сюда лошадей? — удивился Родион.
— Не одни мы такие умные, Родя. Хорошие люди. А мы даже не зашли проститься.
Лиза отвесила туземцам низкий русский поклон, коснувшись рукой земли. Родион сделал то же самое. Шейх понял их жест. Всадники приложили руки к сердцу и ускакали.
— Чудаки! — смеялся князь. — Они напихали нам в мешки еще и золота. Зачем оно нам?
— Пусть будет, — сказал Кистень. — Не на своем горбу тащить.
— И что с ним делать? — спросил Шабанов. — Сунься с самородком куда-нибудь — горло перережут. Золото счастья не приносит, только беду. Кому как не нам об этом знать.
— Я знаю сотню уникальных ювелиров. Они за грамм удавятся. Превратим золото в украшения. У меня жена княгиня, — Петр обнял Надине, — пусть красуется.
— Рано размечтался, мы идем в неизвестность. И дойдем ли? — нахмурившись, проговорил Журавлев.
— Мы дойдем! — уверенно заявила Лиза.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул Улдис.
— По коням! — крикнул Дейкин. — Вперед, ребятушки.
— С Богом! — сказал князь и перекрестился.
Отряд двинулся на юг.
В нескольких тысячах километров от каньона, в далеком Иране, Павел Клубнев сидел на берегу в небольшой чайной, курил кальян и с тоской смотрел на море. Стояла невыносимая жара, пот стекал с лица и шеи под воротник белой сорочки. К его столику подошел европеец в светло-сером костюме и шляпе, сел рядом и очень вежливо спросил:
— Это вы давали объявление в газету о продаже персидских гребней?
