После этих слов Сергунцов снял трубку и позвонил в управление, сообщив о судимости Бурлиной. Затем сказал Коневу:
— Теперь-то, Александр Григорич, пора!
Конев глянул на часы, спросил:
— Московский самолет приземлился?
— Да.
— Подождем, Виктор, минутки остались. Не может быть, чтобы мы зря гоняли Емельянова в Москву!
ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ ЭКСПЕРТИЗЫ
…Принят на исследование мешок стандартной формы, изготовленный из мешковины желто-серого цвета. Поверхность сильно загрязнена и потерта.
В процессе исследования грязь с мешка была удалена и отдельные его участки фотографировались в инфракрасных лучах. На полученных снимках выявлены слова и цифры. В дальнейшем поверхность мешка просматривалась в электронно-оптическом преобразователе с целью расшифровки букв и слов, полученных неотчетливо на снимках.
В результате выявлен текст следующего содержания:
Астрах[а]нь
пос. Трусо[во] Су[во]рова 2
Коротковой Акулине Степановне
* * *
Емельянов рассказывал, как прилетел в Москву, явился в Центральную криминалистическую лабораторию, как там осмотрели мешок и попросили выстирать его в ванне… Конев, поневоле прислушиваясь, готовил два постановления на обыск. Закончив, попросил Сергунцова разделить людей на две группы.
— Одна, — пояснил, — идет со мной к Акулине Коротковой. Другая во главе с Емельяновым — к Бурлиным. Геннадий Алексеич, ты не против? Может, отдохнуть поедешь домой? Заслужил!
— Что вы, что вы! — протестующе поднял руку Емельянов. — Это вы тут вкалывали, а на моем счету только и есть, что одна постирушка…
Из райотдела вышли с ощущением, что теперь-то конец близок.
2
Приходу следователя и сотрудников милиции Акулина Короткова ничуть не удивилась: видать, приходили к ней не в первый раз.
— Ох, не ко времени, гостенечки дорогие, — съязвила она. — Обождать бы вам до завтрева.
На столе у нее стояла чуть начатая бутылка плодово-ягодного, на загнетке шипела сковородка с картошкой и мясом. Акулина Короткова кого-то ждала. А так как клюквенный нос ее был тщательно припудрен и от нее несло дешевыми духами, то можно было заключить, что в свои шестьдесят лет Акулина умела извлекать из жизни радости.
Минут через десять, когда обыск уже шел вовсю, явился маленький, лысый, розовощекий старичок, испуганно затоптался у порога, увидев людей, на общество которых явно не рассчитывал. Акулина и тут съязвила:
— За что боролся, на то и напоролся… Так-то вот опаздывать, чугунок старый.
Румяный кавалер, втянув аппетитный запах жаркого, с сожалением глянул на бутылку.
— Пойду я, — сказал он. — А то моя старуха заругается.
— Посидите, гражданин, — попросил его Токалов. — Отпустим, тогда и пойдете к своей старухе.
У Акулины Коротковой нашли кипу старых платежек, заполненных и незаполненных, бланки строительных нарядов и шоферских путевок, отдельные номера «Пионерской правды». «Жиличка моя, Милка Свиридова, приносила из конторы на разжижку печи, соседке моей тоже давала», — пояснила она. Когда Александр Григорьевич сказал, что придется ей пойти вместе с ним в райотдел милиции, Короткова ответила:
— Я готова.
Конев допрашивал ее в кабинете Мухрыгина. На все вопросы Акулина отвечала охотно и безмятежно. До войны жила она в Ленинграде, в сорок первом эвакуировалась, судьба забросила ее в Астрахань. От первого мужа, погибшего, детей у нее не было, а со вторым — уж поздно заводить, да и помер он вскорости. С тех пор живет одна как перст.
— Родственники в Ленинграде у вас есть, Акулина Степановна?
— А как же, родименький, — Акулина за спокойным разговором со следователем окончательно освоилась, потеряла ершистость и забыла, где сидит и с кем говорит. А может быть, сделала вид, что забыла. — Сестра старшая есть, да три ее дочки, мои племяшки. Живут — куда тебе! Ну и подкинут иной раз на бедность… То денежек пришлют, то одежонку какую. Продам — тем и питаюсь.
Конев в сомнении покачал головой. Короткова уловила это, быстренько поправилась:
— Конечно, батюшка, на дареном не проживешь. Что уж там! Изворачиваешься и так и сяк… То скупишь, это продашь… Жить-то надо! Ты бы, батюшка, отпустил старика-то, — Короткова кивнула на дверь, за которой томился ее кавалер. — Отпустил бы, а? Старуха у него громовая… Не дай бог, дойдет до нее слух — прогонит! А он что? Он ко мне начнет прилобаниваться, а зачем он мне нужен в одних порточках? Тут бы самой как прокуковать…
— Старика отпустим, — сказал Конев. — Но вы что-то за себя не шибко беспокоитесь, Акулина Степановна.
— Меня отседова быстро не отпущают… Ваш Огарев давно на меня глаз положил!
— Это в каком же смысле? — улыбнулся Конев.
— А в государственном… Примстилось ему, будто я государство обманываю. Уж такой мужик допытливый! Анадысь сюда же вызвал, два часа битых мытарил. Все про какую-то штуку шерстянки с лавсаном толковал. Вроде бы я, значит, с Танькой Бурлиной украла ее с прилавка. На беззащитную женщину кто хочешь могет сослыгнуться, а он и рад, непутевый.
— Акулина Степановна, мы что-то никак друг друга не поймем. Я уж говорил вам о цели обыска, но вы почему-то не обратили на мои слова внимания. Мы подозреваем вас, Акулина Степановна, в причастности к убийству Рудаевой.
— Царица небесная! — воскликнула Короткова, но страха в ее голосе не было. — Ты меня не пужай, батюшка. Ни в жисть не поверю.
— «Пионерскую правду» выписываете, Акулина Степановна?
— А как же… Для соседского парнишки, Кольки Бурлина.
— Что же, Бурлины сами не могут выписать газету своему единственному сыну?
— Они могут, — помолчав, ответила Акулина. — Да я-то упросила…
— Зачем?
Еще помолчала Акулина. А потом глянула в глаза Коневу старая, одинокая женщина… Сказала тихо:
— Принесут газетку, покличешь: «Колька, Колька!» — он и прибежит… И почитаем вместе, поговорим, посмеемся, вот и у меня в доме не пусто и сердцу не так уныло.
Нечаянно обнажив перед следователем трепетный, в неутихающей тоске, уголочек души, Короткова спохватилась:
— А на кой ляд сдалась тебе эта газета, батюшка?
Не отвечая, Конев достал мешок из бумажного свертка, расстелил его на столе.
— Ваш?
Акулина взяла, помяла, подошла к окну и оглядела его со всех сторон.
— Мой, — сказала удивленно. — Посылку от сестры в нем получала… Я-то думала — куда запропал? — а он у вас. Ничем, гляжу, не требуете, за все хватайтесь, чтоб беспомощную женщину под статью подвести.
