Капкан расставлялся умело, предусмотрительно, со знанием дела.
Знали, значит, знали… Стоп, об этом пока не надо! Позже, потом…
Выход! Найти выход!
Была бы хоть тоненькая ниточка, за которую зацепиться.
Должна же быть ниточка!
«Пушкин» — только для истинных мужчин!»
«Капут! — сказал этот жирный старик с полуидиотским смешком. — Короткое замыкание!»
Короткое замыкание…
А ведь передающие телекамеры тоже работают на электричестве. Если добраться до источника питания, то можно их ослепить. Все сразу. Они тогда лишатся глаз.
Щиток находится тут же, на кухне… Нет, так не годится. Они сразу же поймут — и конец.
А если замкнуть там, внизу, в подвале?..
Но туда не добраться. Мне не выйти из квартиры. Глазок телекамеры против двери стережет меня бдительнее, чем самый свирепый цепной пес. Он тотчас же воспроизведет на одном из экранчиков мой уход. И пока я буду в подвале, они расправятся с Ингой.
Вот если ослепить камеру на короткий миг. Будто случайно. На один миг, чтобы успеть отворить и затворить снова дверь.
Разыграть представление? Самое главное, чтобы они ничего не заподозрили. Иначе…
Подключить Ингу?
Выдержат ли у девочки нервы? Одно дело — стойко переносить боль. Другое… Ей ведь никогда не приходилось ползти ночью, припадая к земле, под белыми щупальцами прожекторов, по верху окопов, набитых фашистами.
«…Только для истинных мужчин!..»
Но ведь была, была однажды ночь, когда и я полз впервые! В маскхалате, по снегу, отдающему отвратительным запахом горелого металла…
Да, я тоже не начинал ни со второго раза, ни с третьего, ни с четвертого. У всех все сначала бывает впервые. Второй и третий раз всегда следуют за первым.
Если все-таки посмелее потянуть за эту мою ниточку? И размотать весь клубок?..
Целых три часа пролежал я в мучительных раздумьях. Намечал комбинации, прорабатывал их в уме. Разбивал вдребезги. Начинал сызнова, опять отыскивал слабое звено.
Все вертелось вокруг короткого замыкания.
Наконец вырисовалось что-то стоящее.
Риск, конечно, был. И значительный. Но когда на карту поставлена жизнь, не рисковать нельзя. Главное, чтобы риск не выходил за рамки разумного. Скажем, пятьдесят на пятьдесят. Один шанс из двух.
В моих расчетах так примерно и выходило. Причем большую часть риска я принимал на себя, давая возможность Инге выйти из жизнеопасной зоны.
«…Только для истинных мужчин…»
К тому же еще я и отец…
Я снова и снова мысленно репетировал свой спасительный вариант.
Чисто умозрительно получалось неплохо. Даже не слишком много «если». Понятно, на долю везения тоже кое-что приходилось. Но без везения нельзя и улицу пройти на зеленый свет. Вдруг выскочит из-за угла какой-нибудь ошалелый водитель.
«Не повезло», — скажут люди.
И все-таки этот вариант нравился мне все больше и больше. Не просто бежать без оглядки, не просто спастись во что бы то ни стало, а еще и по ним удар нанести…
Только бы что-то не проглядеть! Только бы не упустить из виду какую-нибудь роковую мелочь!
А ну-ка еще раз все по порядку, шаг за шагом, обстоятельно и терпеливо.
Инга несколько раз на цыпочках наведывалась в спальню. Но глаза у меня были закрыты, и она, постояв возле кровати, так же неслышно уходила.
Я потянулся, зевнул сладко, имитируя пробуждение.
— Инга!
Она появилась моментально, будто стояла в ожидании рядом, у двери спальни.
— Проснулся? Ну как, голова еще болит?
— Нет, теперь все в порядке.
— Пойдем к Эллен? Половина седьмого.
— Боюсь, не успеть. Мне еще много писать.
— У-у…
— Завтра у меня выступление — ты забыла?
— Ах да!..
Я уселся за письменный стол в кабинете. Стеклянный глаз, конечно, зафиксировал, что я начал писать. Но подсмотреть он не мог. Бумагу загораживала моя спина.
«Доченька! Я угодил в капкан, и без твоей помощи мне не выбраться. В квартире установлены подслушивающие устройства и телекамеры. Свободны от них лишь ванная, туалет, кладовая и часть коридора до двери спальни. Прочитай внимательно и спрячь. Вот что ты должна сделать…»
Письмо получилось подробным и длинным. Но это был единственный выход. Сказать ей я ничего не мог. Даже на латышском — они наверняка учитывали такую возможность.
Подсунул я письмо в ванной — Инга отправилась туда замачивать белье.
Она подняла на меня изумленные глаза, но спросить ничего не успела — я предостерегающе поднес палец к губам.
Затем, пока она читала, я расхаживал по квартире — пусть почаще переключают камеры, наблюдая за мной. Это их будет отвлекать от Инги.
— Инга, где мои желтые носки?
— Посмотри в чемодане, — доносилось из ванной сквозь шум льющейся воды.
Я перерывал весь чемодан.
— Нет их здесь.
— Ох, прости, я забыла. Они уже на полке в шкафу.
Я шел в спальню и смотрел на полках.
Наконец Инга появилась из ванной. Разрумянилась, глаза блестят. Кажется, ей даже понравилось — приключение! Стала спиной к камере — я указал в письме их точное расположение. Подмигнула: мол, все поняла.
— Отец, надеюсь, ты ничего не имеешь против, если я ненадолго слиняю.
— Куда еще?
— Да вот, прошвырнусь с твоего милостивого разрешения по близлежащим тропкам, — сказала она в своей ехидно-вежливой манере в полном соответствии с моей письменной инструкцией.
— Никуда ты не пойдешь! — торопливо отрезал я.
— Начинается! — сразу вскипела Инга. — Неужели ты ни на минуту не можешь забыть о своих родительских прерогативах!
Ее возмущение было на удивление искренним; впрочем, подобные словесные баталии происходили у нас с ней довольно часто, и моя милая доченька в них изрядно поднаторела.
— А не можешь ли ты хоть на минуту вспомнить об обязанностях дочери? — достойно отпарировал я. — Или тебе совершенно безразлично, здоров ли твой отец, болен ли.
— Но ведь ты сам сказал, что все прошло.
— Ну, если угодно, то только для того, чтобы тебя успокоить.
— Ах так!.. Хорошо, я остаюсь. Только, пожалуйста, не надо аплодисментов!
Инга сердито протопала в кабинет каблучками своих босоножек и забралась там в кресло, закрыв лицо «Бурдой» — так назывался западногерманский журнал мод, который она усердно изучала в свободное от беготни по венским улицам время.
Теперь мне предстояло привести в порядок старый телефонный аппарат, брошенный хозяевами на полку в кладовой, отыскать отвертку и еще кое-что по мелочам. Времени было достаточно.
Инга продолжала мусолить свою «Бурду».
Около девяти вечера я пошел в ванную и открыл кран. Предварительно продефилировал на виду у камер в хозяйском, чуть коротковатом для меня купальном халате.
