Пол был тронут таким предложением.
— Позвольте в связи с этим еще один вопрос: Амброджио Сальваро знал о существовании этого… послания?
— Конечно, потому что я показывал записку его дочери, но он никогда ей не интересовался. Знаете, здесь столько гораздо более ценных вещей, к которым он не прикасался… Он боялся меня и надеялся, что с помощью моих связей ему удастся добиться оправдания после окончания войны.
— Просто ему не представилось возможности… Быть может, он узнал, что лейтенант Хьюит интересуется этим поэтом. Не мог ли он попытаться продать этот документ?
— Ему пришлось бы сначала его украсть, мне кажется!
— Правда, — согласился Пол. — Но, возможно, он попытался заговорить об этом с Ларри, который был сама честность. Но я хочу проверить все гипотезы. У Сальваро был ключ от вашей квартиры?
Креспи колебался.
— Ключ был не у него, а у малышки. В последние годы, видя все, что творилось наверху, я предложил ей приходить ко мне, когда она захочет.
Закрыв секретер, Креспи снова подошел к опустевшему углу.
— Это все-таки очень странно, — пробормотал он, переступая порог комнаты.
Пол последовал за ним и, проходя по коридору мимо открытой двери в большую гостиную, взглянул на софу, чтобы тайком полюбоваться профилем спящей Сабины, но тут же воскликнул:
— Синьор Креспи, ее здесь нет!
Они поспешили в гостиную. Подушки примяты — на них только что явно лежала женщина.
— Сабина, — позвал Пол. — Сабина!
Никто не ответил. Пол повернулся к Креспи:
— Это ж надо, дон Этторе, сколько народу пропадает в вашем доме! — сказал он кисло.
— Насколько мне известно, ваш пропавший друг никогда здесь не бывал, — ответил старик.
— Хотелось бы верить в это, — прошептал Пол.
Креспи пошел на кухню.
— Джанни, черт возьми, где вы?
Старый дворецкий появился перед ним с тряпкой в руке.
— Джанни, где signora francese?
Тот удивленно замер.
— Наверху, ваше сиятельство! Она проснулась, не увидела вас и подумала, что вы поднялись на третий этаж. Я проводил ее туда, потому что вы не велели оставлять ее одну.
— Мы были в маленькой гостиной, Джанни!
— Я не мог этого знать, дон Этторе! А наверху горел свет. Я тоже решил, что вы там… Я поднялся вместе с синьорой и, наверное, нечаянно запер за ней дверь…
— Свет! — удивленно воскликнул Креспи. — Но, Джанни, вот уже неделя, как наверху никого нет!
— Идемте скорее туда, — сказал Пол и бросился в прихожую.
Они двинулись к лестнице и быстро поднялись наверх. Из-под двери виднелась полоска света.
— Я понял, — сказал Креспи, отпирая дверь. — Наверное, восстановили электрическое освещение. После бомбардировок станция не работала, и Амброджио, должно быть, оставил включенным выключатель в прихожей. Он всегда так делал…
— Сабина! — позвал Пол, как только дверь открылась. Она тут же появилась, немного бледная и осунувшаяся в слабом свете лампочки, свисавшей с потолка. Он едва не обнял ее прямо на глазах у Креспи, но сумел сдержаться.
— Если бы я знал, что разбужу вас, то говорил бы тише, — смутился дон Этторе. — Я видел, что вы отправились в объятия Морфея, а эта квартира — не то место, где приятно оказаться взаперти…
— Мое заточение продолжалось недолго, — ответила она, пытаясь улыбнуться. — Мне стыдно за то, что я заснула. Что вы теперь обо мне подумаете?
Креспи с нежностью посмотрел на нее:
— Я снова начинаю сожалеть о том, что заговорил с капитаном о математике, моя дорогая, — мне хотелось бы просто смотреть на вас спящую.
— Я могу оставить вас, если вы этого желаете, — сказал Пол.
— Во сне мне показалось, что ваши голоса доносятся откуда-то сверху; проснувшись, я сказала Джанни: «Скорее пойдемте к ним». Потом мы увидели на лестнице свет… Он проводил меня и тут услышал какой-то шум и сразу спустился вниз, по ошибке заперев меня здесь. Я бродила по пустым комнатам и искала вас и только тогда поняла, что ошиблась… Здесь совсем не так, как внизу.
— Теперь вы понимаете, что я имел в виду. Этот мерзавец продал все, до последнего коврика! А ему от отца досталось много прекрасных вещей. Посмотрите вокруг и представьте себе, как чувствовала себя Домитилла, которая просидела здесь взаперти несколько лет! Что вы хотите, голубка покинула клетку, как только ей представилась такая возможность.
Кроме двух разнокалиберных стульев и кухонного табурета, на котором стояла ацетиленовая лампа, в квартире не осталось ни следа от былого благополучия, если не считать разбитого зеркала на ножках. Сабина едва не заплакала.
— И еще этот тип во фраке, разгуливающий по пустынным комнатам, точно призрак, — шепнула она Полу. — Чего мы ждем? Уйдем отсюда, Пол!
Он не ответил, и она обернулась. Пол остановился напротив зеркала и рассматривал остатки стекла.
— Какая комната находится под этим местом? — внезапно спросил он у дона Этторе.
— Конец галереи… А почему вы спрашиваете? — с тревогой поинтересовался старик. — Вы что-нибудь заметили?
Пол покачал головой и увлек Сабину на лестницу, где их поджидал смущенный Джанни.
— Синьора, мне очень жаль… — начал было он.
— Джанни, ты не сказал мне, что отнес портшез в мастерскую, — прервал его дон Этторе.
— Портшез? — переспросил Джанни, не понимая.
— Разве ты не заметил, что его нет в гостиной?
Джанни, казалось, был ужасно удивлен.
— Почему я должен был им заниматься? Я бы предупредил его светлость!
— Это очень странно, — сказал дон Этторе.
— Во всяком случае, когда я уезжал в Солерно, он стоял на месте. Я точно это помню, потому что делал в этой комнате уборку!
Они все вместе прошли в маленькую гостиную. Пол смотрел на идущих впереди него освещенных пламенем свечей стариков, на их фрак и ливрею, и ему казалось, что под их тряпье незаметно просочилось какое-то непонятное беспокойство.
— Смотрите, на ковре еще видны вмятины от ножек, — заметил Джанни.
— Больше ничего не пропало? — спросила Сабина.
— Кажется, нет, — ответил дон Этторе.
Пол опустился на колени. Ковер на полу был гранатового цвета, яркий и одновременно кое-где выцветший.
— Посветите мне, — попросил он.
Джанни уже подошел к нему с подсвечником, когда дон Этторе воскликнул: «Какие мы дураки!» — и включил электричество.
Маленькая комната тут же потеряла все свое очарование и стала тем, чем она и была на самом деле: тесным будуаром, забитым вещами. Не надо было быть математиком, чтобы понять, почему фарфоровые безделушки, находившиеся в ней, не разбились при бомбардировке: трещин на стенах было гораздо меньше и они были не такими глубокими, как в галерее. Он присел на корточки и стал внимательно рассматривать ковер, потрогал его пальцем и встал.
