— Вы кто? — на удивление спокойно спросил он.
Коря себя за неловкость, я попятился.
— Никто.
— Ага, и фамилия у вас Никакая, — съехидничал ребёнок. — Нет, ну правда же, вы кто? Вы что, привидение? — он перестал судорожно сжимать влажную ткань. — Я сквозь вас стенку вижу. Это вы шумели? А я думал, Натали споткнулась. Вообще-то она тихо ходит, а взрослые топают и шаркают, — мальчик безбоязненно вышел из укрытия. — Меня зовут Рене.
— Очень приятно, — пробормотал я и неосознанно протянул руку для приветствия.
— Так как вас… О, здорово! У вас ладонь холодная, а совсем не противная. Как облачко.
Никто из моих учеников никогда не вызывал во мне подобных чувств. Я буквально заставлял себя ненавидеть ребёнка, получившего в дар экстраординарного питомца, но он меня даже не раздражал. Передо мной стоял обычный, в меру любопытный ребёнок, а не избалованное чудовище, которое я себе нафантазировал.
— Впервые встречаю взаправдашнее привидение, — с восхищением сказал Рене после того, как я представился. — А давно вы у нас живёте?
— Недавно.
— Только не уходите, пожалуйста, а то мне Натали не поверит. Да она сейчас сама сюда придёт, она везде смотрит.
Я растерянно огляделся.
— Что ты здесь делаешь?
Рене хихикнул и, поманив меня жестом, забежал за стену простыней. Я последовал за ним.
— Мы играем в прятки, — заговорщически зашептал мальчик. — Наклонитесь, вы высокий, вашу макушку будет видно. Слушайте, а вы можете сказать Натали, что меня здесь нет? Вот она удивится!
Я не успел спросить, чему именно должна удивиться девчонка, потому что он прижал палец к губам. Прислушавшись, и я заметил присутствие кого-то третьего.
— Рене! С кем ты там разговариваешь? — голосок был тихий, по-детски звонкий.
Меня словно обухом по голове огрели. Я-то думал, меня купили для великовозрастной девицы вроде Катрин, но уж никак не для маленькой девочки. Абсурд полнейший! За те же деньги можно было купить целую лавку с игрушками или приготовить завидное приданное.
За резко отдёрнутой простынёй оказалась вовсе не ровесница Рене. На вид девушке можно было дать не меньше семнадцати лет. Чёрное платье и длинные прямые волосы цвета льна делали её фигурку более хрупкой. Как истинная любительница готических романов, она тонко вскрикнула, развернулась, чтобы убежать, и, сорвав верёвку с бельём, упала на белую простыню.
Вместо злорадства, на меня нахлынула волна горького сожаления. Бедняжка по-настоящему испугалась и, похоже, ещё и ушиблась.
Дожил. От одного моего вида люди готовы удрать на край света.
— Рене! — девушка прижала к себе бросившегося ей на помощь братишку.
— Женщины, — философски изрёк тот, однако не стал вырываться из непрошеных объятий. — Перестань, Натали, всё в порядке. Это доброе привидение, оно нас не тронет.
Я не разглядел доверия в больших голубых глазах его сестры. В них не отражалось ничего, кроме смертельного страха.
— Прошу прощения. Мне, наверное, стоит уйти, — пробормотал я.
— Нет, нет! Не уходите, прошу вас, — запротестовал Рене. — Натали вас обязательно полюбит, честное слово.
Натали встрепенулась.
— Нельзя обращаться к призраку на «вы».
— Почему? — изумился я. — Если я просвечиваюсь, то уже не человек? Не имею права на вежливое обращение?
Девушка смущённо поджала тонкие губы и втянула голову в плечи.
— Ты его обидела, — прошипел Рене.
Надо держать себя в руках. Их отца непременно разозлит строптивость покупки.
— Извините. Обращайтесь ко мне как посчитаете нужным. Я просто не привык к тому, что я… что я… — слово «умер» застревало в горле. — …что меня называют призраком. Всё произошло слишком неожиданно. Я не был готов к этому.
Почти не робея, Натали приблизилась ко мне.
— Давай на «ты». Тебе сейчас нужен друг, а друзья не выкают. Хорошо?
Она протянула руку, чтобы коснуться меня, но после короткого замешательства затеребила крестик на бархотке. Не очень подходящее украшение для домашнего наряда юной особы. Неуместное и от чего-то тревожное.
К счастью, их отец отлучился по делам, поэтому наше «знакомство» отложили до вечера, и я с трудом скрывал радость от такого поворота событий. Едва представив его суровое лицо, меня начинало трясти от праведного гнева. Столько хотелось ему высказать! Начав с того, что держать меня в заточении, как минимум, безнравственно, и закончив тем, что детям рано задумываться о смерти. Культивирование макабрического интереса, как я успел заметить, занимало немаловажную роль в этой семье. Дело не ограничивалось чтением мрачной литературы и желанием своими глазами увидеть гостя из потустороннего мира. В доме все, вплоть до прислуги, носили чёрную одежду в знак траура по хозяйке. Как объяснила Натали, мать умерла спустя час после рождения Рене, то есть времени с тех пор прошло немало. При этом девушка искренне верила, что траур явление бессрочное, и понятия не имела о том, как можно жить иначе. Всё, что не касалось смерти, её мало интересовало. Неудивительно. Вместо жизнеутверждающих книг, она зачитывалась романами Энн Рэдклифф и её подражателей, а вместо прогулок по Елисейским полям, отец устраивал детям экскурсии по Пер-Лашез и кладбищу Монмартра. Стоит ли говорить, что из культурных мероприятий они посещали только похороны?
Естественно, им было интересней узнать о новом домочадце, чем рассказывать о себе. На все вопросы, а их было немало, я отвечал кратко, опасаясь сболтнуть лишнее. В основном приходилось говорить одно и то же. Почему умер? Не, знаю, так получилось. Почему оказался здесь? Не знаю, так получилось. Почему не покинул этот мир? Не знаю, так получилось… Некое разнообразие вносил Рене с вопросами вроде «Ты светишься в темноте?», пока Натали не напомнила ему о приходе учителя немецкого языка и с напутствием «Не говори никому про Роберта» не выставила его за дверь.
— Когда же он забудет дорогу в наш дом, — явно копируя кого-то из взрослых, проворчал мальчик и, подталкиваемый сестрой, выскочил из комнаты.
От удара на двери покосился белый листок бумаги. Каллиграфическим почерком на нём было выведено «1. Не читать за обедом; 2. Не распускать волосы; 3. Не петь громко; 4. Не прикармливать бродячих кошек». Там было ещё с десяток «не…», но за Натали я больше не разглядел.
— Что это за список на двери?
Не моё дело, конечно. Я всего лишь пытался отвлечься.
Натали выровняла листок и безрезультатно подёргала гвоздик за шляпку.
— Дурацкие правила мадам Ляру. Обычно я их срываю, но боюсь, когда-нибудь она мне их на лоб прибьёт. Такая вредная, не люблю её. А папа мне всё разрешает. Ему нравится, когда я нарушаю правила. Например, он говорит, что я с распущенными волосами на маму очень похожа.
