Ознакомительная версия.
– Кто и что знает об этих пулях?
– Хеле рассказала. Это те самые пули, которые всегда попадают в цель; если ими не стрелять в кого-то, то они… возвращаются. Те самые пули, которые получил Сметливый Охотник, обменяв на них вместо черного зайца черную кошку в мешке, на перекрестке. В полнолуние. Конечно же в пятницу… Недалеко от Каэнглумской границы…
– Очень интересный человек, этот «нечто». Когда вся эта еловая компания начнет охоту, что-нибудь останется? – спросил Коста Стивена.
– Если ратмусы поймают первыми, растерзают. Не совсем, но значительно… А если медведь или сам грифон? А Велет?
– Ратмусы могут покалечить, если это человек. А если это гвал, бьются насмерть.
– Александер, ты думаешь, что это может быть гвал?
– Тише. Если так, то может погибнуть тот, кто найдет его первым, даже ратмус. Но зачем гвалу оружие?
8
Бай Борис пришед в Каэнглум, устроил свою лавку в самом небойком месте, приговаривая, что ему на свое хватит, а кому нужно и так придут. На самом деле, чтобы не слишком себя утруждать. Но как получалось нередко, что бы ни делал Борис для себя, все уходило людям, сердце, которое он по природной невозмутимости не чувствовал, стояло правильно. Оказалось, что отбою от посетителей не было, хуторяне делали большой крюк, обязательно заезжая в город через эту часть. То ли уют, устроенный Борисом, привлекал проезжающих, уж очень по-домашнему было благоустроено, то ли, как говорили, лучшее кофе. Лучше чем у Сольво и у Шайтрукса. Он и сам не знал почему, но притворялся, что знает, напуская значительный загадочный вид. Где Борис покупал кофе, никто не знал… сам же он пил кофе у Сольво, покидая лавку на пол дня. Или уходил «по делам», чтобы не слишком уставать от посетителей; оставлял ценники, инструкции по разогреву приготовленных с утра блюд и памятки о свежести продуктов; бродил по городу, заложив руки за спину. О чем он думал тогда, не знал никто. Лавка, казалось, работала сама по-себе. И без Бориса находили то, что нужно. Это нужное всегда оказывалось на полке прямо перед посетителем. Будь то необходимые травы или спички, смазка для сапог на рыбьем жиру или особая борисова ракия. На дворе, под навесом у кузни стояли ящики, в которых можно было найти любую мелочь, которой именно в данный момент и не хватало. Иногда прибегали мальчишки за какой-нибудь нужной проволочкой или винтом нужного размера, и всё всегда находилось.
Заходили даже из рассыльной конторы господина Клауса, а у того по каэнглумской легенде всегда было всё, что нужно на все хозяйственные случаи. «У Клауса действительно есть всё, что нужно, но это он находит у меня, в лавке», – подтрунивал бай Борис. Клаус парировал: – «Может быть, не спорю. Но именно это у меня всегда находит точное применение». И они долго рассуждали за, допустим, кружкой кофе, об открытии и изобретении, принятии и присвоении….
Советник магистрата Калоян зашел к Борису в обеденный перерыв. Борис что-то варил на кухне. По запаху – варенье из бирюзового ландыша с какими-то травами.
На прилавке лежал пакет с ярлычком «Капштадские коптильни»16. Судя по величине в пакете было упаковано несколько коробок с салакой. «Куда ему столько?»
– А, Калоянче! Здравствуй. Садись здесь, у стойки.
У стойки было место для тех, с кем Борис говорит, обслуживая посетителей. А они пошли один за другим. Борис успевал торговать (так он называл свои указания, где что брать), кормить посетителей, следить за варевом на кухне и говорить с Калояном. Они обсудили последние новости о том, что «Темерарис» вернулся, «Фидуцей»17 встал на стапель для замены потрепанных полужестких парусов, а «Инсоленция»18 ушла к Далёким Островам со школьниками из Новой Гимназии на годовую экскурсию. О том, о сем и…
– Ты слышал, что случилось позавчера утром у Ели?
– Что-то такое было.
– Да, стреляли в Андерса с Дальних Хуторов и в грифона – рысь.
– Надо же? Как же узнали, что грифона ранили, если его не нашли? А как себя чувствует Андерс?
– Андерс в Лазарете, не может прийти в себя. А грифон? По следам догадались. Грифон пропал. «Он все знает! А я сказал только, что в них стреляли».
– Как интересно… Хочешь попробовать свежее? Пенки с варенья только снял.
– Спасибо, очень вкусно, что ты кладешь ещё?
– Сушеные ягоды свирчовины… и всякие травы.
– Слушай, Борис. Ты знаешь, почему ты нравишься Злате?
– Брось, Калоянче, это разговор напрасный…
– Потому что ты все и всюду успеваешь и в курсе всех событий.
– Калоян, мне не хочется утруждать своими совершенствами твою прекрасную Злату.
– И за твое простодушие. А я вот возьму и передам ей, что ты назвал её прекрасной. Кто подвезет меня в магистрат? Калоян ехал в тележке фонарщика Снайге и думал, что варенье из свежих ягод бирюзового ландыша (Откуда? Вырастить его дома Борис так и не смог. А вчера и сегодня Борис был в городе) с травами более чем лакомство, это прекрасное наружное средство для заживление ран грифонов. А пакет с рыбой?… Мдааа, Косте я не скажу, сам догадается, главное, что я знаю…
Калоян был по совместительству комиссар ординарной стражи магистрата и кроме того, третий год пытался пристроить за Бориса свою троюродную младшую сестру. Та смиренно ждала. Ей очень нравился Борис… Ему же нравилось, что заходя в лавку, Злата никогда не оставляет сувениров, записок и цветов. Но Борис всегда искал, не оставила ли она чего-нибудь. Злата укрывала под платом золотые волосы и крыла белым лаком золотые ногти. Она была очень красива и скромна, но в два раза младше. «Золотые, как если бы золото было прозрачным», – вспоминал Борис.
9
Калоян был прав, Косте не надо было говорить…
– Борис, ты видел Грифона.
– Как ты догадался?
– Хъ. Хорошего болгарина должно быть много… Борис, Борис. Ты был весь в овражьей грязи, да ещё с ландышами, да ещё с еловыми ветками.
– Надеюсь, ты не думаешь, что это я там стрелял?
Когда Бориса уличали в чем-то, он по-детски терялся, но никогда не оправдывался и сразу возвращал торжественное выражение на лицо.
– Нет, конечно. Но надо знать, что с грифоном. Все-таки нам необходима полная картина.
– Он ничего не скажет. Даже отказывался от помощи. Но я настоял. Терпеть не может повязок. Согласился только тогда, когда я с себя снял и разорвал новую рубаху. Это его утешило. Где он? Как я могу сказать? Но не у Велета. Велет ничего не знает. Но, конечно, узнает и найдет. Скоро. И ты узнаешь. Но не от меня.
– Скажи хоть, как он ранен?
– У нас это называется подмышкой. У грифона не знаю. Пулю он вытащил клювом. Большая свинцовая лепешка, разорванная. Часть пули. Он её зачем-то спрятал. Часть где-то в поле, наверно. Ему повезло. Кости у него легкие, но как сталь. Тот, кто стрелял, не знал этого. Думал подбить как птицу. А это не только птица. Да, Коста, птица! Говорил, что недавно болтал с сорокой. Память у них прекрасная и долгая, но начинают вспоминать с ближних событий. Конечно, только тех, о которых можно не молчать.
– И?
– В «просто так» разговоре, он сказал, что говорили они о книгах, человеческих книгах. Будто есть другие? Почему о книгах? Он не пояснил, просто сказал.
– А сорока дворцовая или из магистрата?
– Вот это неясно… Вспомнил! Он заметил, что сорока чуть не сбилась с лёту от восторга! Не от самой книги, а от переплета. Какие бывают красивые переплеты. Яркие, блестящие, украшенные металлом и камнями… Сорока чуть не упала с воздуха! Забавно.
– А что знаешь ты?
– Я слышал выстрелы и видел как слетал Грифон, слетал криво, будто шатаясь в воздухе, я пошел за ним…
– Больше ничего?
– Нет, я подумал – браконьеры из вновь прибывших. Но потом решил, что вряд ли они.
– Никого в воздухе больше не заметил?
– Нет, я уже не глядел вверх… Но кроме Грифона, в Овраг никто не слетал… Ты это хочешь знать?
– Как ты догадался?
– Никто и ничего не слетали.
10
…Коста внимательно посмотрел на Александера, потом перевел взгляд на мозаики и спросил:
– Как ты сам догадываешься об всем?
– Не знаю, – привычно ответил Александер, – вероятно, у меня есть то, что вы называете чутьем.
– Но у тебя это не от опыта.
– Да. Это вероятно чутье другого порядка.
– Врожденное ощущение Каэнглума…
– А ты как?
– Здесь нормальные человеческие отношения и всё необычное я воспринимаю как реалист.
– Странно.
– Я реалист и смотрю на чудо, как реальность. Но не считаю за чудо то, что можно объяснить рационально.
– Ты бесстрашен, ты не боишься иного.
– Чудо вещь самостоятельная, как ты определил, Стивен, и не дается в собственность.
– Как… как грифон. – Смеется Стивен.
– Да. И чудо разрушает наше кое-как слепленное своё, оттого мы и пытаемся оправдать сами себя, пытаясь, объяснить чудо рационально. Мы оправдываем страх потерять своё, в первую очередь. Защищаемся. Хотя даже и так, чудо не перестает быть чудом и потому мы его отторгаем. А нормальность отношений многих пугает и настораживает, но я трезвый реалист, – Коста смеется, – и мне приходиться принимать эти отношения, как необходимое. Например, Бориса подвезти мог только Иво, а Иво не сказал об этом. Почему? Он совершенно уверен в том, что Борис не мог этого сделать. Он сам себе прокурор, но не прокурор Борису, а если бы был уверен, что тот и сделал, все равно бы его не выдал «Не мое дело судить и наказывать». Каждый здесь самостоятелен, состоятелен и сам себе судья, но не другому. В конечном счете, это и помогает больше всего.
Ознакомительная версия.
