— Конечно.
— Вы собираетесь записывать?
— Да. Я бы не хотел, чтобы кто-то решил, что мы неправильно понимаем друг друга.
— Тогда адвокат подождет. — В адвокате смысла не было. Он просто будет молча сидеть, мечтая как можно скорее добраться до постели. Конечно, адвокат мог бы возразить против пары вопросов, но это Стрейкен планировал сделать сам.
— Если желаете, мы можем также проинформировать членов вашей семьи, что вы у нас.
Стрейкен покачал головой. У него не было семьи. Он жил один. И в его планы не входило посвящать Гамильтона в свои проблемы.
— Насколько вы можете меня задержать?
— Обычно на шесть часов. После этого я должен предъявить обвинение или отпустить.
— Прошло уже пять.
— Я знаю. — Верховен подмигнул и улыбнулся. Затем он протянул жилистую руку и нажал кнопку записи на видеомагнитофоне.
— Время — два часа шестнадцать минут ночи, понедельник, восемнадцатое октября. Комната тринадцать, полицейское управление международного аэропорта «Схипхол». Присутствуют: инспектор Интерпола Рутгер Верховен, агент Рональд Грут из полиции аэропорта «Схипхола» и Банбери Эдвард Стрейкен, Лондон, улица Тачбрук, двадцать семь «а». Беседа записывается. — Верховен сделал паузу и посмотрел на задержанного. Стрейкен кивнул в подтверждение.
— Мистер Стрейчен, — Верховен произнес его фамилию через «ч». Стрейкен отметил, что в самолете он такой ошибки не делал. Верховен говорил с акцентом, но тем не менее его английский был очень хорош. Этот ублюдок начинает придуриваться. — Вы понимаете, почему вы здесь?
Стрейкен кивнул.
— Пожалуйста, говорите вслух, идет запись.
— Да, инспектор Верховен. Я понимаю, почему я здесь, — произнес Стрейкен мягко. Его всегда что-то раздражало в представителях власти.
— Вы понимаете, что вас арестовали по подозрению в убийстве и попытке изнасилования?
— Да.
— Хорошо. Наша беседа будет проводиться в присутствии главного инспектора Дирка Купманса посредством видеосвязи с Виллемстадом, с острова Кюрасао. — Пауза. — Понятно?
— Да, — Стрейкен кивнул. Конечно, он, черт возьми, все понял.
Настала очередь Грута. Он нажал на кнопку большим пальцем. Монитор ожил, и перед Стрейкеном появился карибский главный инспектор.
Купманс сидел за столом. На нем была белая рубашка с короткими рукавами. На груди виднелись знаки отличия, выдающие в нем полицейского высшего ранга. Волосы выгорели, и было заметно, что он больше времени проводит вне офиса, чем в нем. Стрейкен узнал его лицо по плакатам, предупреждающим об опасности вождения в нетрезвом состоянии, — сухощавое и жесткое. Морщины на его загорелых щеках располагались узором песчаных дюн.
— Goedenavond,[1] Дирк. — Верховен старался вести себя неофициально. Возможно, он чувствовал себя не в своей тарелке под холодным взглядом серых глаз островитянина.
— Можете называть меня «сэр», инспектор. — В Виллемстаде было девять часов вечера. Рабочий день Купманса уже закончился, и он явно не был расположен отвлекаться от дела. Стрейкен подумал, что это хорошие новости, — Верховену придется проявлять осторожность.
Купманс начал говорить, его слова достигали Амстердама на две или три секунды раньше, чем он заканчивал артикулировать. Это была старая технология. Связь происходила не в реальном времени. Движения его рук напоминали движения робота.
— Итак, мистер Стрейкен. Как вы знаете, сегодня рано утром в гостинице «Сан-Марко» было найдено тело молодой женщины, после того как из ее комнаты был сделан звонок в скорую помощь. По оценке патологоанатома, она перенесла сердечный приступ из-за приема токсинов. Время смерти — приблизительно между одиннадцатью и двенадцатью вечера. Вас видели с этой женщиной за ужином в «Лобстер пот», и, как предполагается, именно вы вызвали скорую помощь в 23.59. Служащий отеля подтвердил, что в 00.10 человек, по описанию очень похожий на вас, покинул гостиницу в большой спешке. Ваше поведение вызывает подозрения. Расскажите мне об этом, пожалуйста.
Стрейкен поудобнее устроился на стуле. Ему нравилась спокойная властность Купманса. Никакой излишней помпезности, никакой мелодраматичности. Его крупная фигура и жесткий взгляд производили достаточно сильное впечатление. Стрейкену казалось, что с этим полицейским у него могут сложиться нормальные отношения, если он сам будет говорить коротко и по существу. Кроме того, как у всякого хорошего полицейского, у Купманса был по-настоящему острый нюх.
Стрейкен глубоко вздохнул и начал:
— Я был с Кристин Молине, когда она умерла. — Он сделал паузу. Очевидно, эта фраза всех заинтересовала. Верховен и Грут перешептывались на голландском. Купманс что-то писал. Либо он забыл нажать кнопку записи, либо не доверял аппаратуре.
Стрейкен продолжил:
— Я был с Кристин Молине, когда она умерла, но я не убивал ее. В аэропорту я написал письмо моему другу Питеру Зееману, где описал свою причастность к ее смерти и объяснил причины, по которым покидаю страну. Можете проверить. Девушка из персонала аэропорта согласилась отправить мое письмо по почте. К Питу оно должно прийти завтра. — Стрейкен старался говорить спокойным и уверенным голосом, чтобы они поняли: он не виновен.
Грут откашлялся:
— Как зовут девушку из персонала?
— Иоланда.
— Иоланда, а дальше?
— Я не знаю, — ответил Стрейкен, — на бейджике было указано только имя.
Грут подвигал подбородком, как будто пережевывая информацию. Верховен понял неуместность вопроса и сам пошел в атаку.
— Бог с ней, с девушкой. Кто такой Питер Зееман и почему вы уехали с Кюрасао?
— Зееман руководит школой дайвинга на южном побережье. Лучший инструктор на острове, — ответил Купманс за Стрейкена; его голос был глубоким и мягким. Вмешательство Купманса было важным: о Зеемане он отзывался с уважением и как бы выводил его за рамки сугубо личного контакта. Опрометчивый вопрос Верховена прозвучал оскорблением самого Кюрасао.
Стрейкен посмотрел на экран. Он удивился так же, как и Верховен. Если Купманс знал Зеемана, то шансы Стрейкена значительно возросли. Зееман поручится за него.
— Продолжайте, — сказал Верховен.
— С Кристин Молине меня познакомил Питер Зееман, инструктор по дайвингу в «Коралловом рае» в заливе Святого Михаила. Она погружалась вместе со мной в субботу днем. Я подводный фотограф, хотел снять большую барракуду.
— Я видел ее, — сказал Купманс, — огромная рыбина. Не меньше пятнадцати килограммов.
