Па сказал много лет назад какие-то слова Ма, прежде чем разжег погребальный костер, но я не могу вспомнить чё это были за слова. Наверное, я была еще мала, чтобы запомнить их. Теперь его очередь получить эти слова, но я ничего не могу придумать.
— Давай, — говорит Эмми.
— Что ж, мне жаль, Па, — говорю я. Я не собиралась говорить этого, но мой рот сам начал двигатца и слова слетели с губ. Но, я осознала, что мне жаль. Правда. — Я сожалею, что ты мертв, — говорю я. — Я сожалею, что тебе пришлось так тяжело здесь, особенно в последнее время. В основном, я сожалею, что ты потерял Ма, когда ты её так любил. Я знаю, что у тебя не было ни одной радостной минуты с тех пор, как её не стало. Чтож... теперь будь счастлив. Вы снова будете вместе. Две звезды, рука об руку.
— Я собираюсь пойти за Лью, — говорю я. — Я верну его, Па. Я не сдамся, пока не найду его. Обещаю.
Я поглядела на Эм.
— Хочеш... поцеловать его на прощанье? — спрашиваю я.
Она поцеловала его в щеку, затем я запалила огонь вокруг его тела.
— Волею Серебряного озера, — говорю я, — я отпускаю твой дух, пусть он вернеца в свой дом среди звезд.
Пламя начинает лизать стол.
— Пока, Па, — шепчет Эмми. — Я буду скучать по тебе.
Мы стоим. Я протягиваю ей кожаные мешки.
— Иди наружу, — говорю я.
Я разливаю горючее по стенам. Жду, когда огнем охватывает шины, а тот потом переходит на стены.
— Пока, Па, — говорю я.
Я закрываю за собой дверь, когда выхожу.
* * *
Дождь прекращается. Начинает дуть горячий южный ветер. Полуденое солнце так и полыхает.
Неро висит над нами в воздухе, закручиваясь в воздухе в ленивые спирали. Как и сказал Лью, он сам себя спасет, когда начнется буря. Если бы мы могли сделать тоже самое.
Этот день похож на любой другой. На вчерашний, или на день на прошлой неделе, или даже на день месячной давности. Но это не так. Этот день не похож на другие.
Никогда не думала. Не могла предположить, что вот только што было всё хорошо, а в следующую секунду всё плохо, а то што было прежде казалось сном.
А может быть это всё сон. Затянувшийся ужасный сон о буре и каких-то непонятных мужчинах в черном, которые убили Па и забрали с собой Лью. Может быть я скоро проснусь. Я всем расскажу о своем сне, а они в ответ покачают головами, на то, какими странными могут быть сны.
Я чувствую тупую боль в правой руке. Я взглянула на неё. Рукав разодран и весь грязный. Я ткнула себя в то место. Рука отозвалось резкой болью. Очень ощутимо.
Кто-то что-то говорит.
— Саба? — Это голос Эмми. — Саба?
— А?
— А что будем делать с Поверенным Джоном?
Я смотрю на него. Его тело лежит, вытянувшись на земле, а лицо перекосилось от боли. Похоже он умер не сразу.
«Я же говорил, что он тот, кто нужно. Мне ли не знать. Я не спускал с него глаз, с тех самых пор, как вы мне сказали».
— Оставим его на растерзание стервятникам, — говорю я.
Запах горящей резины разносица по ветру. У меня покалывает кожу. Запах очень ощутимый.
Я перекидываю свой мешок через плечо. И пускаюсь в путь. Я не оглядываюсь. Я больше никогда сюда не вернусь.
Мертвое озеро. Мертвая земля. Мертвая жизнь.
Прим. переводчика:
*Procter John - Поверенный (поверенный, адвокат; проктор) Джон
Здесь только одна узкая тропинка, которая в и из Серебряного озера. В остальном, это просто открытая местность, куда ни глянь. Низкие кустарники, валуны да руины одного или вдух зданий Мародера.
Тропинка убегает на северо-восток. Она так же пересекает Кроммкрикк, где я собираюсь оставить Эмми с Мерси, который простираетца в трех днях пути отсюда. Заметьте, три дня пути для Па. Но с такими коротенькими ножками как у Эмми, мы не уложимся в три дня. Она страшно медлительный ходок.
— Ну, же, Эмми, — говорю я. — Шагай поживей.
Я шагаю прямо. После десяти шагов, или около того, я смотрю себе через плечо, чтобы убедитца, что она идет за мной. Но она стоит. Она стоит посреди тропинки. Её руки скрещены на её цыплячей тощей груди. Её мешок валяется в грязи рядом с ней.
— Идём! — кричу я. Она трясет головой. Я возвращаюсь обратно, подхожу к ней и спрашиваю, — В чем дело?
— Мы не можем уйти, — говорит она.
Она задирает вверх свой упрямый подбородок. Я знаю этот взгляд. Она собираетца спровоцировать меня на скандал.
— Почему это? — спрашиваю я.
— Мы должны остатца здесь, — говорит она. — Если Лью вертнетца, а нас здесь не будет, он будет беспокоитца.
— Он не вернетца, — говорю я.
— Он удерет от тех людей, — говорит она. — Я знаю, у него получитца. И, когда он сюда вернетца, а нас здесь не будет, то он не будет знать с чего начать нас искать или типа того.
— Послушай, — говорю я, — ты их не видела, а я видела. Его забрали четверо мужиков, они схватили его, связали по рукам и ногам и перекинули лошади через спину. Самому ему никак не убежать. Вот почему я собираюсь идти за ним. Сама. Я обещала ему, что найду его, что я и собираюсь сделать.
— А после таво, как ты его найдешь, вы ведь вернетесь. Да?
Я вижу по ее лицу, что она знает, что мы никогда, никогда не вернемся назад, но она собирается заставить меня сказать это.
— Это место больше не пригодно для жизни, — говорю я. — И ты это знаеш. Мы найдем нам новое место. Лучше прежнева. Я и Лью и... ты.
Её глаза наполняютца слезами.
— Но мы же здесь жили. Это наш дом.
Я качаю головой.
— Нет, больше нет. Это место больше не может быть нашим домом.
Спустя мгновение, он говорит:
— Саба?
— Что? — огрызаюсь я.
— У меня плохое чувство. Мне кажетца нам не следует уходить. Я... Мне страшно.
Я открываю рот, чтобы сказать ей, чтобы она не вела себя так по-идиотски, но сама себя одергиваю, прежде чем слова слетают с губ. Я теперь в ответе за неё и не хочу бегать за ней каждый раз, когда я прошу, чтобы она че-нить сделала. Я стараюсь думать, чтобы сказал Лью, если бы был здесь. Он б наверна упрашивал её, уговаривал.
— Чё это значит, страшно? — Я посмотрела на неё, вроде как удивлено. — Как тебе может быть страшно, когда я с тобой?
Она мне слегка улыбаетца.
— А тебе разве не страшно?
Она спрашивает это так, будто стесняетца меня.
— Мне-то? — говорю я. — Неа. Еще чего. Я ничево не боюсь. Я никово не боюсь.
— Серьезно? — спрашивает она.
— Вполне, — говорю я. Я помедлила, а потом протянула свою руку, она вложила в неё свою ладошку. — Ну же, — говорю я. — Пошли.
Мы не прошли поллиги, как уже увидели отпечатки копыт в высохшей грязи. Пять лошадей. Всадники поскакали с Лью этой дорогой.
