А когда Сашка въезжал в ворота, то в сторону подалась другая машина. Из кабины высунулся чуть не по пояс его закадычный друг Лазарев:
— Попов! На аварию напрашиваешься? Тут маскировки нет. Почему без света шугуешь?
— Слушай, Лазарев! Я тебе такое… расскажу, — осекся вдруг Сашка.
— Утречком!
Ламподуев продолжал сигналить.
— Поздно будет! Не увидишь!
Не услышал, наверное, Лазарев голоса Сашки.
Прекрасное настроение, владевшее Поповым последние четверть часа, возвышенное, даже вдохновенное настроение восторга от увиденного в камне, а потом в небе, в межзвездной глубине, пропало. Растаяло, вернее. Словно чудесная снежинка, невесомая и хрупкая, обратилась в каплю обыкновенной воды. Очень уж хотелось Попову похвастаться находкой перед другом. Да не собирается он таскать с собой алмаз. Ссыплет в бункер породу и отправится к дежурному инженеру фабрики. Про упавшую глыбу доложит и отдаст находку.
«Интересно, — подумал Сашка, — а в газету инженер сообщит? Очень уж ко времени подоспела бы заметка о том, что я нашел крупный алмаз. Как бы называлась заметка? «Благородный поступок». Нет. Ерунда. При чем здесь благородство? Нашел он алмаз в глыбе, что из карьера. Сдал. Что особенного? Ничего. «Находка шофера Попова». Это уже лучше…»
Сашка представил себе, как он будет рассказывать Анке об алмазе. Вдруг он словно услышал голос Анки: «Ну и дурак же ты по самые уши…»
Так это неожиданно было, что отработанные до автоматизма движения при переключении скоростей забылись. Вместо первой Попов включил третью, отжал сцепление, а мотор, охнув, точно от боли, заглох. Лазарев уже проехал мимо, потом рядом протащилась машина Ламподуева, который орал во всю глотку и грозил кулаком.
Только все равно было Сашке — он ощутил сосущую, как голод, тоску под ложечкой.
Ругнувшись на ни в чем не повинный мотор, Попов завел машину и машинально подвел «МАЗ» к бункеру, ссыпал кимберлит. Потом поехал снова в карьер привычной до каждой колдобины дорогой. Чего он рвался так сюда, в город? Куда лучше было вести вольную жизнь кочевников-бульдозеристов. Не работа, а глупое шастанье, словно в клетке, из угла в угол, из угла в угол — от фабрики до карьера, от карьера до фабрики…
«Тьфу, чертоплешина какая-то!» — раздосадовался Сашка.
Сам же Попов и Лазарева сманил.
«А чего он поддался? — обозлился на дружка Сашка. — Будто Трофиму в город, пусть в тесную, но в квартиру не хотелось! Надо еще поразмышлять насчет того — кто, куда и кого «манил. Ведь это только представление такое у него, у Сашки, что он уговорил Лазарева. Все же, наверное, наоборот было…»
Запутавшись в рассуждениях, словно олень в упряжке, Попов отмахнулся от несвязных мыслей и предался приятнейшему делу: вообразил себя за рулем ярко-красной «Волги». Никакой другой цвет Сашку не устраивал.
Игра и вождение «Волги» отстранили от Сашки приступ тоски. Но она по-звериному таилась, будто за углом, и ждала лишь удобного момента, чтоб наброситься с удвоенной силой. На повороте в карьер, около свалившейся глыбы кимберлита, Попову вдруг захотелось остановиться и посмотреть, не торчит ли где-нибудь на грани еще алмаз. Но тут в голову пришла сторонняя мысль: «А что подумает обо мне Ламподуев, если опять увидит у глыбы? Или Трофим? Да, Лазарев что подумает?»
Ни вчера, ни месяц назад подобное соображение не появилось бы у Попова. То-то и оно, ни вчера, ни месяц назад в в кармашке пятирублевой Сашкиной ковбойки не было прозрачного камушка, цена которого выражалась цифрой с четырьмя, а то и с пятью знаками.
Сашка даже увеличил скорость, минуя глыбу на опасном повороте серпентины. Проехав ее, он почувствовал себя свободнее в движеньях и усмехнулся, представив себе свой разговор с разобидившимся Сорокой. Он, Попов, конечно, вывернется из неудобного положения. Подогнав машину к экскаватору, Сашка остановится, не подавая «МАЗ» к забою, а выйдя из кабины, закурит и, держась как можно небрежнее, отправится к Сороке. «Ты что ж натворил?» — крикнет он издалека, Сорока удивится. Надо, чтоб он удивился. Тогда Сашка с удовольствием расскажет о происшедшем, о том, как свалилась на повороте глыба. «Ты что думаешь? — скажет Сашка. — У меня глаза на затылке? Или ты не знаешь, как грузить надо? Загрузил глыбу в полтонны весом на самый задок — и ладно? Разбирайся сам с начальством». Тут уж придется Сороке забыть об обиде. Начальство не любит, когда глыбы валяются при дороге. А Сашке что? Он не виноват.
Только почему-то получилось все не по задуманному.
Машину Попов оставил в сторонке и подался к экскаватору, из кабины которого зло смотрел на него Сорока. Желтый свет прожекторов освещал его лицо странным образом, так что глаза экскаваторщика точно горели презрением.
Не закуривая и вдруг отчего-то растерявшись, Сашка развел руками и проговорил, словно оправдываясь:
— Понимаешь, газанул я на повороте, глыба и слетела…
— Ездить надо уметь! — прикрикнул на него Сорока. — Что весь кузов в канаву не вывалил? Понабрали безбородых…
— Ты полегче, — огрызнулся Сашка, хотя два часа назад он так бы расчихвостил эту Сороку, что тот только бы летел, свистел и радовался. Сашка нашелся бы ответить на обидный выпад. Борода у него действительно чего-то никак не хотела толком расти. Не борода, а так — поросль, жесткая и редкая: там рыженький волос штопором вылезет, там серенький вкось пойдет. И лицо потому совсем мальчишечье, гладкое, румяное. От армии осталась у Попова привычка носить в нагрудном кармане зеркальце: чтоб не опростоволоситься, ну хоть в ношении пилотки на грани «дозволено — не дозволено», необходимо взглянуть на себя. Да и, в общем, приятно нет-нет и приглядеться к себе, подмигнуть для уверенности. А вот после неудачи с бородой и усами редко пользовался Сашка зеркальцем. Однажды он чуть не лопнул со стыда. Тетка с третьей улицы этак тронула его за локоток и прошамкала: «Мальчик, а мальчик, почем там московская колбаса, а мальчик?» Три раза, подлая, повторила. Ушел Сашка из магазина. Кому приятно, что тебя так обзывают, когда ты передовик производства?
Нет, «безбородого» Сашка не простил бы ни за что… два часа назад. А сейчас только огрызнулся.
Сорока, рассчитывающий на другой эффект, почуял себя неловко:
— Раскудахтался… Ну свалилась порода… Ну подберем. Не перегородила дорогу?
— Нет.
— «Не-ет», — передразнил Сашку экскаваторщик. — Пусть полежит. Не убежит от грохотов, пусть в ней хоть «Кохинур» спрятался. Слышал про такой алмаз?
— Слышал.
— Говорят, на него десять таких поселков, как наш, построить можно.
