— Коля, Николай, чего ты там? — в страхе окликнул Иван.
— Сверток... — придя в себя, вымолвил Бочкарез. Он спешился, держась за луку седла, нагнулся
и пролез под брюхо Орлика на узкую тропу. Орлик нервно переступал с ноги на ногу, храпел.
— Неужто потерял? — встревоженно спросил Иван.
Николай не отвечал, шаря по тропе руками.
— У тебя где веревка? — спросил он вместо ответа.
Иван снял с плеча бухту крепкой веревки, откинулся назад, протягивая веревку товарищу, и лишь сейчас услышал приглушенный расстоянием шум: глубоко внизу, на дне пропасти ревел горный поток.
— Размахнись сильнее, — подсказал Бочкарев,
Иван нагнулся еще ниже и, размотав веревку, раскачал ее конец.
— Поймал! — сказал Николай.
— Что ты там задумал? — Иван догадался о затее товарища... Да разве это мыслимо в такую темень?
— Вниз полезу, — подтвердил Николай догадку товарища.
— За что веревку крепить будем? — почему-то шепотом спросил Иван.
Николай связал свою веревку с веревкой друга мертвым морским узлом, потом они сделали на обоих концах петли; одну Иван надел на шею Звездочки, другую Николай закрепил у себя под мышками, осторожно дернул конец.
— Удержишь?
— Удержим, — просипел Иван: во рту у него вдруг пересохло.
— Трави понемногу, — скомандовал Николай. «Хватит ли веревки?..» — осторожно спускаясь в пропасть, он думал только об этом.
Луна появилась среди туч как-то вся сразу. Она озарила ущелье и превратила крутые скалы в глыбы искрящегося льда. Ветви арчи, темневшей в расщелине, напоминали рога сказочных чудищ.
Николай ухватился за эти «рога» и облегченно перевел дыхание: «Теперь Иван сможет передохнуть».
Луна медленно взбиралась все выше и выше, и в свете ее туманная пыль так же медленно двигалась к звездам. Теперь Николай спускался уже куда более уверенно, отталкиваясь полусогнутыми ногами от замшелой стены.
— Осторожнее, Коля, осторожнее, — шептал на тропе Иван, напрягая все силы, чтобы удержать скользкую веревку. Бочкарев не мог услышать его, а он все шептал: — Осторожнее, Коля...
Мутный рассвет застал друзей на пути в долину. Тропа отлого сбегала вниз, где на крохотном аэродроме отчетливо виднелся зеленокрылый, краснозвездный самолет.
— Ждет!..
— Что это за драгоценность такую вы привезли? — спросил летчик, укладывая в фюзеляж длинный, тщательно упакованный в мешковину сверток.
— А ты прочитай адрес, — сказал Николай.
И летчик прочитал: «Город Козлов, И. В. Мичурину».
— От пограничников в подарок, — с гордостью добавил Иван. — Тянь-шаньские яблони.
Они стояли рядом, в изодранной одежде. Лица обоих были в ссадинах и кровоподтеках, но они улыбались, словно достали со дна морского «золотое руно»...
3
— Позвольте, позвольте, — взволнованно перебил старый садовод полковника. Он поспешно выбрался из-за стола, достал из книжного шкафа какой-то журнал и, быстро перелистав его, нашел нужную страницу.
— Вот слушайте, что я вам прочту. — Парфенов надел очки. — Послушайте, пожалуйста: «Великий преобразователь природы Иван Владимирович Мичурин рассказывал мне, что по его просьбе пограничники доставили ему с далекой среднеазиатской границы из высокогорных районов редчайшие образцы дикорастущих, морозоустойчивых плодовых деревьев». Вы знаете, кто это писал? Это написал в тысяча девятьсот сорок четвертом году покойный президент Академии наук Комаров.
— Они росли у самого ледника, — сказал полковник. — Мы их всей заставой искали.
— Значит, это были вы? — Парфенов вскинул на лоб очки. — Как же это я, старый гриб, сразу не догадался: ведь ваша фамилия Юдин. Это же подвиг, настоящий подвиг!..
Полковник улыбнулся:
— Так уж обязательно и подвиг? Если бы начальник заставы послал не меня с Бочкаревым, а Гор-баня с Мамедовым или еще кого-нибудь, уверяю вас, они сделали бы то же самое: довезли бы яблоньки. Их же надо было доставить в Козлов к осенней посадке!
Парфенов совсем разволновался:
— Замечательно! Все это просто замечательно! А вы знаете, что стало с вашими дичками? Ведь они послужили Ивану Владимировичу подвоем[15] для создания сорта Тянь-шаньский медовый! Беру свае слово, что осенью вы обязательно заедете к нам, и мы угостим вас яблоками прямо с веточки. Вам недалеко теперь: от нас до вашего погранотряда всего двадцать пять километров.
Полковник был взволнован не меньше старого садовода. Он взял журнал и молча просмотрел статью академика Комарова.
— А может быть, это вовсе и не про нас, — задумчиво сказал он, — может быть, это совсем про другую заставу. Иван Владимирович на многие заставы тогда писал.
— Да разве в этом суть? — разгорячился садовод. — Суть в том, что новую географию растений у нас создает сам народ. В этом суть!..
Они долго сидели у растворенного окна — садовод-мичуринец и офицер-пограничник. За окном высились освещенные закатным солнцем сопки. На нижнем склоне одной из них выделялся большой белый квадрат. Там цвели яблони.
Лев Александрович Линьков родился в 1908 году в городе Казани, в семье учителя.
Первые очерки, рассказы и фельетоны Льва Линькова были опубликованы в 1930 году в горьковской комсомольской газете «Ленинская смена».
В 1938 году по сценарию Льва Линькова поставлен художественный кинофильм «Морской пост». В 1948 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла его повесть «Капитан «Старой черепахи», которая неоднократно переиздавалась в нашей стране, а также в странах народной демократии. Повесть экранизирована на Одесской киностудии.
В последующие годы вышли в свет книги повестей и рассказов Льва Линькова: «Отважные сердца», «Источник жизни», «У заставы».
Кондуктор — в дореволюционном флоте помощник офицера-специалиста.
Ластовый офицер — произведенный из кондукторов без экзамена, за особые заслуги.
Бизерта — порт в Северной Африке, куда интервенты увели значительную часть русского Черноморского флота.
Лаг — прибор для измерения скорости судна и определения пройденного расстояния; лот — прибор для определения глубины моря.
Счислимое место — место корабля, отмечаемое на прокладываемом на карте по времени и показаниям лага курсе.
