- Надеюсь, ей там так понравится, что она не захочет уезжать! - Понадеялась менестрель, прося, чтобы девушки не делали ей сложных причесок, ведь и так скоро спать. Фрейлины кивнули и зачесали густые волосы в низкий хвост, подвязав голубой лентой, под цвет платью.
- Спасибо, - Виктория развернулась к девушкам, учтиво им кивнув, в знак признательности. - Я пока отпускаю вас, думаю, что вы и сами желали бы освежиться с дороги. За мной пока присмотрят служанки.
- Благодарим, - Августина и Юлиэнн вместе поклонились, поспешили с покоев по своим комнатам. В спальне остались Виктория и Энья с Лили, которые вежливо стояли в сторонке, уже убрав разброшенные вещи за фрейлинами.
- Я устала, хочу побыть на улице, - сообщила менестрель служанкам и отправилась к двери, подождав, пока время пройдет, чтобы фрейлины достаточно далеко отошли. За Викторией собрались идти и Энья с Лили, но девушка их остановила.
- Нет, я одна.
- Но, - служанки замялись, не зная, как и сказать, дружно краснея. Менестрель поняла их реакцию, недовольно поджав губы - теперь за ней пристанет клеймо беженки!
- Здесь кругом охрана - я никуда не денусь - честно! - Ответила она, ложа руку на сердце. - Я лишь в сад...
Служанки помялись с ноги на ногу, но согласно кивнули - у них и выбора не было, ведь Виктория была все-таки официальной фавориткой и могла делать, что вздумается!
Захватив с собой гитару, девушка что есть мочи кинулась в сад, не обращая внимания на недовольные и волнующиеся взгляды охраны. Виктория пришла на свое любимое место, где среди деревьев стояла лавка и заиграла. За этими событиями она очень соскучилась по музыке.
Мелодия полилась успокаивающая, как и ее состояние умиротворения. Ей просто стоило расслабиться, уйти на время от проблем, побыть сама с собой, услышать голос внутри себя. Музыка помогала в этом, и вскоре девушка обо всем забыла, кроме прекрасной мелодии.
Она закончила играть первую песню и открыла глаза лишь на миг, чтобы начать новую мелодию.
- Ты все-таки редкостная идиотка, - резкий голос мага вывел ее из транса. Виктория тут же забыла все ноты, что родились в ее голове и готовые были выйти наружу, и растерянно посмотрела на стоящего в сторонке альбиноса. Случай напомнил тот момент, который она не хотела вспоминать, когда была разбита гитара. Но он все же ее и починил, сжалился, что заставляло менестрель думать о маге с того пора намного лучше, даже когда она сомневалась и ненавидела этого человека, то всегда находила оправдание его пренебрежительного отношения к ней.
Сейчас же все было немного иначе. Он не стал прерывать ее игру, дождался окончания и тогда заговорил. Его руки неизменно были сложены на груди, а на лице играла саркастическая улыбка.
Виктория смотрела на него и не знала, как ей реагировать. Тиманэш нарушил ее покой, и это ее слегка злило, но не более. Однако она ожидала, что сейчас он скажет ей что-то гадкое, иначе, зачем тогда приходить?
- Такой шанс у человека бывает только раз в жизни, в твоем случае он напоминал абсурдность, так глупо с достоинством императора еще никто не играл, но у тебя вышло, хотя я до сих пор не понял как. Не столь важно - Элестэй дурак, раз позволил обмануть себя или же ты оказалась не так глупа. Нет, - альбинос прищурился, - все же Элестэй дурак. Но ты могла использовать шанс, вместо этого вернулась! Я думал, что ты хочешь сбежать от этой жизни, а я смотрю, тебе она пришлась по душе. Такого лицемерия я не видывал даже у императора!
Как и ожидалось, маг пришел сделать ей больно морально и как всегда в точку. Сжав кулаки, Виктория прошипела:
- Меня поймали и привели!
Тиманэш искривился не то в улыбке, не то в отвращение.
- Не неси чушь! Я знаю, что это был добровольный приход. И не важно каким способом!
Девушка скривилась, сникнув. В этом смысле Элестэй ей нравился больше, он никогда не настаивал на правде, и ему всегда можно было придумать 'правду', которая ему понравится! Что не скажешь про мага, тот видел людей изнутри, прожигая своим холодным взглядом, от которого дрожь шла по телу. Виктория привыкла к его светло-голубым глазам, но сейчас они снова ее испугали, что девушке пришлось наклонить голову, чтобы скрыться от него.
- Я не хотела смерти той женщины! - Призналась она, соизволив посмотреть на мага. Тиманэш прищурился, оценивая ее слова.
- Глупо! Ей рано или поздно все равно светит виселица - это дело времени!
- Но Элестэй обещал! - Испуганно воскликнула Виктория, не веря. Маг удивленно приподнял брови.
- О, так мы ему уже так доверяем? - Хмыкнул альбинос и прежде, чем девушка вновь подняла возмущенный гамм, объяснил: - Он обещал и выполнит слово, но до первого промаха, тогда уже пощады не будет. А я не сомневаюсь, что она продолжит свою 'деятельность'! Так что, ты совершила глупость, прикрываемую мнимым благородством!
- Я не думаю, что с ней уже будут иметь дело - за ней и так теперь повышенная слежка, - выпалила Виктория, хотя и не собиралась обсуждать с магом повстанцев. Такая щекотливая тема могла навредить им, ведь альбинос умел разговорить людей, и девушка боялась неосознанно их выдать.
- Есть много других способов совершить ошибку, - коротко ответит Тиманэш. - Повторюсь, она не тот человек, который сможет вот так просто отойти от 'дела'.
Виктория сжала губы, маг был прав. Да и сам он это знал, так что спорить было глупо. Нужно было перейти на другую тему, пока он не стал расспрашивать ее!
- А чего ты ко мне пришел? - Вопрос был самый первый пришедший на ум и совсем нелогичным. Он мог спровоцировать мага вновь вернуться к нужной теме. Однако Тиманэш, похоже, не собирался донимать ее расспросами о повстанцах.
- Услышал твою магию и решил сообщить тебе какая же ты все-таки идиотка!
Менестрель замерла, немного шокированная, не зная, что опять говорить. И стоит ли? Маг был не тем человеком, беседы с которым были приятны. А посему просто заиграла. Он и раньше слышал ее игру, так что стеснения не было. Наоборот, это отвлечет от гнетущих мыслей, заставит не думать о сказанном и о тех вопросах-ответах, которые могут быть. Ей было все равно, что он здесь и может услышать музыку предназначенную только для нее. Можно ли это назвать было доверием - вряд ли. Скорее привычкой, он ее учил и знает. Ничего не изменилось и того побега как небывало. Призрачный сон о свободе, которой не было. Призрачная встреча с братом, который разуверился в ней. И, наконец, то, что больше всего пугало Викторию - призрачность собственной гордости. Там, на воле, если можно было это назвать таковым, она много раз думала про себя, и каждый раз понимала, что уже не знает, чего хочет. Гордость переросла в гордыню, а любовь в самолюбие. Злоба на императора казалась уже более ненавистной ей. Виктории чудилось, что не любовь к умершей семье и друзьям толкает ее на поступки, вызывает ненависть к императору, а собственный эгоизм. Возможно, она стала думать только о себе, и в этом вновь виноват он - Элестэй. Император довел ее до такого состояния, заставил жалеть себя, ненавидеть свое существование и свои мысли. Запутаться в собственных доводах и рассуждениях и, в конце концов, оправдывать его. Порой ей казалось, что она оправдывает жестокость Элестэя, ведь он так привык! И это пугало, очень пугало...
