Я мрачно усмехнулся.
— Хочешь выйти и разведать?
Он энергично затряс головой.
— Как же! Я хочу, чтобы они подошли и попробовали взять меня. Пускай обнаружат себя сами.
Кэтрин пригнулась за толстым бревном, сжимая в руке револьвер, который я ей дал. Если ее страх еще и не прошел, то, по крайней мере, она неплохо его скрывала. Фаллон беспокоил меня больше; он просто неподвижно стоял, держа в руках дробовик и ожидал неизбежного. Мне показалось, что он полностью сдался, и теперь ожидал лишь удара пули в голову, который всему положит конец.
Время проходило, отмеряемое размеренным треском винтовок и глухим стуком пуль, когда они попадали в толстые бревна. Я нагнулся вниз и прижался глазом к рваному пулевому отверстию в стене, положившись на сомнительный принцип, согласно которому молния не ударяет два раза в одно и то же место. Снайперов не было видно, и не существовало способов обнаружить их позиции; но даже если бы мы узнали о них, это все равно не принесло бы нам никакой пользы, поскольку у нас имелась одна-единственная винтовка с двумя патронами в магазине.
Тело Фоулера лежало в тридцати футах от домика. Ветер трепал на нем рубашку, вздыбив материю, и пряди его волос танцевали в воздушных струях. Он лежал вполне мирно, откинув в сторону одну руку, наполовину согнутые пальцы приняли естественное положение, и если бы не жуткие кляксы на рубашке, отмечающие места попадания пуль, то можно было бы подумать, что Фоулер спит.
Я нервно сглотнул и перевел взгляд выше, на разрушенный домик и разбросанные вокруг него обломки, затем на руины Уашуанока и отдаленный лес. Во всей сцене было что-то, казавшееся странным и ненатуральным, не имеющим отношения к страшным свидетельствам насилия и смерти. Это было нечто связанное с каким-то произошедшим изменением, и мне понадобилось долгое время, чтобы догадаться, что же это такое.
Я воскликнул:
— Смит!
— Да?
— Ветер поднимается.
Последовала пауза, в течение которой он сам бросил взгляд наружу, после чего произнес устало:
— Ну и что?
Я снова посмотрел на лес. Он находился в движении, верхушки деревьев плясали, ветви раскачивались от ветра. Все то время, что я находился в Кинтана Роо, воздух был неподвижным и горячим, а теперь пришла пора долгожданного холодного бриза. Я осторожно повернулся и вытянул голову, чтобы выглянуть из окна, не подставив себя при этом под прицельный выстрел. Небо на востоке было черным от густых облаков, которые временами освещались отдаленными вспышками молний.
— Фаллон! — воскликнул я. — Когда должен начаться сезон дождей?
Он едва заметно пошевелился.
— В любой момент, Джемми.
Его, казалось, не особенно заинтересовало, почему я задал вопрос.
Я сказал:
— Если бы вы теперь увидели облака и вспышки молний — что бы вы подумали?
— Что сезон уже начался, — ответил он.
— И это все? — спросил я разочарованно.
— Это все.
Еще одна пуля попала в домик, и я выругался, когда щепка уколола меня в голень.
— Эй! — крикнул Смит встревоженно. — Откуда, черт возьми, она прилетела? — Он показал на неровное отверстие в деревянном полу.
Я понял, что он имел в виду. Эта пуля прилетела под невозможным углом, и явно не вследствие рикошета. Очередная пуля, попав в стул, заставила его опрокинуться. Увидев отверстие в сидении стула, я понял, что произошло. Прислушавшись, я отчетливо различил, что следующая пуля прошла через крышу. Чиклерос забрались на склон холма позади сенота и теперь вели сверху интенсивный огонь по домику.
Ситуация стала совершенно невыносимой. Вся наша добавочная защита предназначалась для того, чтобы укрепить стены, и до сих пор она служила нам хорошо, но мы не были защищены сверху. Я уже мог видеть лучи дневного света, пробивающиеся сквозь трещины в асбестовой крыше, где пули расщепили хрупкую панель. Вполне вероятно, что, посылая пули в нужные места, чиклерос таким образом могут обрушить крышу нам на головы, но к тому времени мы скорее всего будем уже мертвы.
Мы могли бы найти себе минимальное укрытие, распластавшись в углу между полом и стеной, ближайшим к склону холма, но из такого положения мы не смогли бы видеть, что происходит перед домиком. Если мы сделаем так, то Гатту останется только подойти и открыть дверь — ему никто не сможет помешать.
Очередная пуля пробила крышу. Я спросил:
— Не хочешь ли выскочить наружу, Смит? Если ты выйдешь, я последую за тобой.
— Только не я, — сказал он упрямо. — Я умру прямо здесь.
Он умер через десять секунд после того, как произнес эти слова, получив прямо в лоб пулю, которая отбросила его к стене и заставила упасть на пол. Он умер, не увидев человека, который его убил, и так и не узнав, как выглядит Гатт, приказавший, чтобы его убили.
Я склонился над ним, и там, где я только что стоял, в стену ударила пуля. Фаллон крикнул:
— Джемми! Окно! — И тут же я услышал глухой звук выстрела из дробовика.
Раздался громкий вопль, и, повернувшись на полу с револьвером в руке, я увидел чиклеро, отпрянувшего от разбитого окна и Фаллона с дымящимся ружьем. Он подбежал к самому окну и выстрелил еще раз, после чего снаружи кто-то закричал.
Фаллон отпрянул назад и переломил ружье, чтобы его перезарядить, а я подскочил к окну. Один чиклеро удирал в укрытие, в то время как другой, прижав руки к лицу, брел, пошатываясь как пьяный, громко и жалобно стеная. Я проигнорировал его и выстрелил в третьего, который стоял возле двери, не далее чем в четырех футах от меня. Даже человек, никогда не державший в руках оружия, не смог бы в него промахнуться, и, издав стон, чиклеро резко согнулся пополам.
Я отступил назад, когда пуля разбила осколок стекла, оставшийся торчать в оконной раме, и сильно вздрогнул, когда еще две пули пробили крышу. В любой момент я ожидал удара, когда одна из них попадет в меня.
Фаллон внезапно снова вернулся к жизни. Он слегка подтолкнул меня ногой, и, подняв голову, я обнаружил, что он пристально смотрит на меня блестящими глазами.
— Вы можете скрыться отсюда, — произнес он быстро. — Двигайтесь быстрее!
Я открыл рот, а он вытянул руку и показал на акваланги.
— В сеноте, черт возьми! — прокричал он. — Они не смогут там до вас добраться. — Он подполз к стене и прижался глазом к пулевому отверстию. — Снаружи все тихо. Я смогу их сдержать достаточно долго.
— А как насчет вас?
Он повернулся.
— Как насчет меня? Я мертв в любом случае. Не волнуйтесь, Гатт не получит меня живым.
На долгие раздумья времени не оставалось. Кэтрин и я могли погрузиться в сенот и продержаться в нем несколько дольше, находясь вне досягаемости для пуль Гатта, но что потом? Как только мы снова покажемся на поверхности, так сразу же превратимся в неподвижные мишени — мы не сможем вечно оставаться под водой. И все же, небольшое продление жизни дает еще одну маленькую надежду, а если мы останемся там, где находимся, то несомненно будем убиты в течение следующих нескольких минут.
