XVI. В поисках секундантов
Выехав из ворот и очутившись на большой дороге, Франк Лара оглянулся на дом, где ему так невежливо отказали в приеме. Он увидел, что к крыльцу подвели четырех оседланных лошадей, и догадался, что их барышни поедут кататься с ненавистными соперниками. Эта мысль причинила ему и Кальдерону нестерпимые страдания. Спустившись с горы, оба всадника остановились.
— Мы должны драться, Фаустино, — сказал Лара.
— Я не нахожу нужным вызывать мальчишку.
— Однако, он тебя оскорбил.
— По-моему, он меня не оскорблял.
— Он насмеялся над тобой, и твоя барышня также. Если ты хочешь вернуть ее расположение, то должен вызвать этого щенка и убить.
— Хорошо тебе говорить! Ты стреляешь без промаха. Англосаксы хорошо стреляют, и если я его вызову, оружие-то будет выбирать он.
— Это верно. Поэтому я его сам оскорбил, что следовало бы сделать и тебе.
— Мне жаль, что я не поступил так.
— Легко найти случай. Мне-то все равно, на чем драться. Я с одинаковым успехом всажу в его тело кусок свинца или лезвие шпаги.
Он вынул из кармана визитную карточку и прочитал: «Эдуард Крожер. Фрегат „Крестоносец“.
— Если судьба улыбнется мне, завтра в рубке на «Крестоносце» одно место за столом будет пустое.
— Я думаю, дело можно уладить, не проливая крови.
— Поступай, как тебе угодно. Но кто-нибудь из нас должен быть убит. Я не дорожу мнением кого бы то ни было. Деньги, вот что возвышает человека, а за уважение я не дам ни гроша. Но есть качества, которые я желаю сохранить.
— Какие это качества?
— Это мужество. Если я утрачу право на него, я утрачу все. Кроме того, я ценю уважение со стороны одного лица.
— Кого это?
— Ты, очевидно, не имеешь понятия о любви и не любишь Иньесу.
— При чем тут она?
— Что касается меня, то ни при чем. Но этого я не могу сказать о Кармен Монтихо. В ее глазах я не желаю быть ни дураком, ни трусом. И я приму меры, чтобы она, пока я жив, не отдала руку этому офицеру. Когда умру, она может делать, что хочет.
— Вряд ли тебе удастся с ней поговорить.
— Буду говорить и заставлю себя слушать.
— И ты, пожалуй, предложишь руку?
— Прежде надо уложить того, кто стоит на моей дороге. Она должна ответить прямо: да или нет. Ты намерен драться?
— Я бы предпочел уладить дело мирным путем. Как ты думаешь, Лара?
— Разумеется, уладить дело можно, но с позором для тебя. Ты должен драться!
— Пистолета я никогда в руки не брал, шпагой владею неважно, ножом — дело другое, но порядочные люди не употребляют его на поединках.
— Не без основания. Но мне кажется, ты уж слишком скромен. Я видел, как ты орудовал шпагой в фехтовальном зале у Роберто.
— Это не то, что драться.
— Стоя перед противником, вообрази, что ты в зале у Роберто. Советую выбрать шпагу.
— Но ведь я вызываю!
— Вызывать не нужно. Английские офицеры, вероятно, возвратятся на корабль только поздно вечером. Они еще будут обедать у дона Грегорио, потом будут бродить по городу. Ты можешь встретить своего соперника, толкнуть его, плюнуть в лицо, словом, заставить его вызвать тебя.
— Я так и сделаю, честное слово!
— А теперь подумай о секунданте. У меня есть, кого пригласить. А у тебя?
— Дон Диас. Другого не придумаю.
— Годится. Это хладнокровный человек, имеющий представление о дуэли. Только сегодня он уехал на петушиный бой в Пунта-Педро. Поедем туда или пошлем гонца. Время для меня дорого. Как только начнется игра, я должен быть на месте. Который час?
— Четверть первого, — ответил Кальдерон, взглянув на часы.
— Не поздно. Мы успеем съездить в Пунта-Педро. Дон Мануэль держит большое пари за своего петуха. Я охотно поставлю за него червонец. Поедем!
Оба рыцаря двинулись в путь.
Пунта-Педро тянется от самого подножия холма к океану. Дорога к нему ведет от Сан-Франциско на Долорес. По ней-то и скакали во весь опор Лара и Кальдерон. Вскоре они заметили четверых наездников, двух мужчин и двух женщин.
Как и все испано-американцы, дочь дона Грегорио и ее племянница — отличные наездницы. У обеих посадка мужская, костюм полумужской: фетровые шляпы, шаровары и сапоги со шпорами.
Офицеры с восторгом смотрят на них, не помня себя от счастья. Крожер едет рядом с Кармен, Кадвалладер с Иньесой. Обе пары ведут беседу с глазу на глаз. Крожер вздыхает и говорит, бросая взгляды на море:
— Я скоро буду там.
— И я тоже, — отвечает Кармен.
— Когда вы уезжаете? — осведомляется офицер.
— Очень скоро. Папа говорит — через неделю. А может быть, и раньше. Он поехал сегодня договариваться насчет мест в Панаму.
Крожер некоторое время молчит, а затем, преодолев свое смущение, спрашивает:
— Вы, конечно, рады вернуться в Испанию?
— Нет, для меня это грустно, — ответила девушка. — Я люблю Калифорнию и хотела бы в ней остаться. А вы?
— При некоторых условиях.
— Разве вы не любите эту страну?
— Сейчас люблю, через несколько дней буду к ней равнодушен.
— Отчего же?
— Калифорния мне дорога, потому что в ней живет прекраснейшее на свете, милое мне существо, а через несколько дней его здесь не будет. Вот и разгадка.
— Кто же это так сильно влияет на ваше отношение к Калифорнии?
На щеках Крожера появляется легкий румянец.
— Кармен Монтихо, — ответил он.
— Вы не обманываете меня?
— Мое сердце принадлежит вам. А ваше?
Кармен посмотрела на Крожера, и в ее глазах он прочел ответ.
А в то же время два сердца рядом с ними охвачены тем же чувством, хотя разговор их может показаться скорее веселым, чем чувствительным.
— Славная вы девушка, Иньеса, — говорит младший офицер. — Баста! Будет лавировать! Свернем паруса и бросим якорь! Хотите быть моей женой?
— Хочу.
— Больше незачем любоваться океаном!
Лошади, словно понимая, о чем идет речь, дружно поворачивают назад и скачут к дому.
XVIII. Взвинченная храбрость
Яркое калифорнийское солнце уже садилось, когда в гору поднимались два всадника. По цвету их плащей, красному и голубому, нетрудно узнать Франциско Лару и Фаустино Кальдерона, которые возвращаются из Пунта-Педро. Там они условились насчет дуэли.
Фаустино решил драться. Храбрость его поддерживается каталонской водкой, которой было немало вылито, и время от времени он прикладывается еще к дорожной фляге. Благодаря этому ему уже море по колено, он хвастается, что толкнет англичанина, плюнет ему в лицо и заставит драться белокурого молокососа. Лара, тоже под воздействием водки, поддерживает его. Полагаясь на свое искусство драться, он уверен в победе. В данном случае он предпочитает холодное оружие огнестрельному, так как уверен, что северяне превосходно стреляют, но не умеют фехтовать.
