— Да, теперь все это приобретает несколько иной характер, — согласился Сэйсаку. — Общественное мнение будет уже не так враждебно к американским морякам: ведь и они погибли.
— Ну и что? — взволнованно сказал Кадзуо. — Произошла авиакатастрофа, такие бывают каждый месяц, если не чаще. В ней никто не виноват или виноват какой-нибудь механик. Но нашего-то отца убили! Нельзя, чтобы убийцы ушли от ответственности. Пусть даже от моральной ответственности, поскольку на скамью подсудимых, похоже, сажать некого, — добавил он уже потише.
Сэйсаку укоризненно посмотрел на него.
— Ты слишком несдержан, младший брат, — заметил он сухо.
Инспектор Акидзуки подъехал к району Нагата в половине шестого вечера, через тринадцать минут после того, как премьер-министр покинул здание парламента и вернулся в свою официальную резиденцию. Она находилась совсем рядом с парламентом. По обе стороны улицы, разделявшей парламентский комплекс и резиденцию, Акидзуки увидел черные автобусы с решетками на окнах и радиоантеннами. Возле них разгуливали полицейские в белых перчатках и черных очках. Теоретически они несли охрану резиденции, практически же вся их работа заключалась в том, чтобы по радиосигналу мгновенно перекрыть доступ к резиденции премьер-министра пропагандистским автобусам ультраправых, которые время от времени делали попытки немного покричать под окнами у главы правительства. И хотя коммунисты и социалисты утверждали, что лозунги ультраправых со временем превращаются в программу правящей консервативной партии, горлопанов к премьеру не допускали. Во-первых, нечего шуметь, во-вторых, в правительстве сами знают, что делать.
Акидзуки специально дождался окончания совместного заседания обеих палат парламента, на котором выступал премьер-министр, чтобы иметь возможность без помех поговорить с секретарями Нирадзаки.
Здание парламента расположилось на холме, рядом с императорским дворцом, и возвышалось над комплексом правительственных особняков в районе Касумигасэки, где находились почти все министерства — строительства, иностранных дел, образования, внешней торговли и промышленности, сельского хозяйства и лесоводства, внутренних дел, а также здания Верховного суда и главного полицейского управления.
Секретарь Нирадзаки встретил инспектора у входа.
— Вы здесь в первый раз? — любезно осведомился он.
Они находились в левом четырехэтажном крыле здания, принадлежавшем палате представителей. Правое крыло занимала палата советников. В соединяющей их пирамидальной башне находился зал, который использовали только в дни посещения парламента императором, а также для знакомства с законодателями-новичками. Акидзуки с интересом осматривал внутреннюю отделку — резьбу по дереву ценных пород. Здание парламента строили семнадцать лет и закончили незадолго до начала войны. По старой конституции парламент имел немного прав (император был полным и единовластным самодержцем), но для постройки здания законодательного органа белого гранита и мрамора архитекторы не пожалели.
Секретарь провел Акидзуки в приемную депутата Нирадзаки. Каждый член парламента имел право за счет налогоплательщиков нанять двух секретарей, но Акидзуки обратил внимание, что второе кресло пустует. Перехватив взгляд инспектора, секретарь улыбнулся:
— Ему уже предложили новое место, и он поспешил принять предложение. Он был младшим секретарем и получал на восемьдесят тысяч иен меньше меня. Впрочем, я тоже скоро покину это здание.
И молодой человек неопределенным жестом указал куда-то в сторону, где, по предположениям Акидзуки, находилась штаб-квартира правящей консервативной партии.
Покойный депутат Нирадзаки, судя по рассказу его секретаря, был своеобразным человеком. С 1942 по 1944 год он служил на флоте. После ранения его, как специалиста с высшим техническим образованием, перевели на судоверфь. В тот августовский день 1945 года, когда император зачитал по радио манифест о капитуляции, Нирадзаки рыдал. Он хотел совершить ритуальное самоубийство, но один из друзей удержал его.
После войны Нирадзаки несколько лет бедствовал, не мог найти постоянной работы. Когда началась война в Корее и возрождающаяся японская промышленность получила американские военные заказы, Нирадзаки охотно приняли на ту же судоверфь, где он работал в конце войны.
Но у него не сложились отношения с работодателями, вышел какой-то скандал — секретарь не знал, из-за чего именно, — и Нирадзаки бросил работу и переехал в Токио.
Он вступил в одну из оппозиционных партий, и, благодаря неожиданно проснувшемуся в нем ораторскому искусству, умению разговаривать с людьми, быстро сделал карьеру. Со второго захода он прошел на всеобщих выборах в парламент от префектуры Ибараки.
— В палате он пользовался уважением. Его не очень-то любили, но коллеги ценили за острые и смелые выступления, принципиальность, кроме того, его побаивались. В палате он скоро заслужил репутацию разоблачителя, которая, впрочем, помешала его парламентской карьере. Его избрали председателем комиссии по делам кабинета. Конечно, в нашем парламенте комиссии не столь влиятельны, как в американском Капитолии. Комиссия может отклонить законопроект, однако, если его поддержат более двадцати депутатов, он выносится непосредственно на рассмотрение пленарной сессии. Но с точки зрения престижа эта должность имеет большое значение. Да и с финансовой тоже.
Депутаты получают восемьсот с небольшим тысяч иен в месяц плюс деньги на транспортные и почтовые расходы. А председателям, их заместителям и генеральным секретарям палат, председателям парламентских комиссий во время работы сессии выплачивают по три с половиной тысячи иен в день.
Да еще предоставляли ему лимузин с шофером, — с сожалением перечислял секретарь прежние блага Нирадзаки. — При широком образе жизни, который волей-неволей должен вести депутат, ему никогда не хватало денег. Но надо отдать должное Нирадзаки, от политических пожертвований он наотрез отказывался. Даже во время выборов обходился той суммой, которую ему предоставляла партия для избирательной кампании.
Инспектор Акидзуки хорошо знал, что политические пожертвования — самая удобная и не запрещенная законом форма взятки.
— Нирадзаки нажил много врагов. Они-то потом и спихнули его с поста председателя комиссии, когда он обвинил правительство в проведении военной политики, противоречащей духу и букве конституции.
Акидзуки прочитал копию письменного запроса депутата Нирадзаки правительству. Запрос был сделан несколько лет назад, еще при прежнем кабинете, и инспектор поразился переменам, происшедшим за эти годы. Отвечая тогда Нирадзаки, премьер-министр вынужден был признать, что участие «сил самообороны» в боевых действиях за пределами японской территории, даже для защиты торговых путей, ведущих на нефтеносный Ближний Восток, было бы нарушением конституции. Пришлось премьеру подтвердить, что запрещение экспорта оружия остается коренным принципом правительственной политики, что приобретение оружия, носящего наступательный характер, например ракет, тоже противоречит конституции.
