Свет в фонаре тускнел быстро и включать его приходилось лишь в экстренных случаях, чаще, чтобы посмотреть на часы: меня преследовала боязнь ко всему прочему потерять и чувство времени. Каждый раз я вытаскивал батарейки и прятал во внутренний карман, чтоб нагреть от тела. Прямо от могилы стражника я пошел к ближайшей стене, намереваясь сделать круг вдоль нее (не бесконечный же этот зал!) и отыскать хоть какой-нибудь выход. У стены достал компас, сориентировался по сторонам света – в подземельях он работал нормально, если не считать, что стрелка бегала чуть живее, чем на поверхности, и двинул на северо-северо-восток, с отсчетом шагов, как в маршруте – туда, где казалось должна быть входная дверь. Стена все время была рядом в трех-четырех метрах, и шел я, повторяя рисунок ее подошвы, все время уходящий на восток. Под ногами была совершенно ровная поверхность, как на дне высохших соленых озер, где устраивают сверхскоростные гонки на спортивных автомобилях.
Чувствовал себя почти уверенно, и еще не было ни паники, ни растерянности, ни тем более отчаяния. Через каждую сотню шагов останавливался и слушал пространство, через каждую тысячу ложился на соль, отдыхал ровно минуту, полностью расслабившись, затем проверял направление по компасу. Мне чудилось, будто зал овальный и я должен постепенно уходить на север, однако стена упорно тянула на восток, а потом вовсе начала отклоняться к югу. Но ни это обстоятельство, ни то, что ниши с дверью так и нет, не особенно тревожило: зал мог иметь и другую форму, например, бумеранга. Все равно, если все время двигаться вдоль стены, я должен был найти выход или вход – уже все равно.
Первый заметный поворот, градусов на тридцать, произошел на девятой тысяче шагов, и опять к югу, и тут отказал компас. Дрожащая стрелка гуляла между востоком и юго-западом, ничуть не успокаиваясь, будто вечный двигатель. Что свело с ума компас, аномалия, или залежи магнитных руд, было в общем-то все равно, я шел не как исследователь, а как человек, попавший в беду, в ловушку и с единственной целью – отыскать выход. Прибор испортился напрочь, и сколько бы не тряс его, не клал в карман отдохнуть шагов на триста, эффект был тот же.
(Кстати, этот компас потом еще около трех недель дурил на поверхности, и когда наконец колебания стрелки постепенно затухли, выяснилось, что она полностью размагнитилась.) За поворотом, уведшим меня приблизительно на запад, стена снова пошла на восток и две с половиной тысячи шагов шла прямо, как по линейке, и разве что наклон ее изменился градусов до сорока пяти.
Потом начался второй, плавный поворот на север (или уж так казалось?), и когда я после передышки встал и отсчитал первую сотню, вдруг обнаружил, что ни слева, ни справа стены нет. Как нет ее ни впереди, ни сзади!
Я стоял, слушал пространство, вертя головой и боялся тронуться с места. И вот тут ощутил толчок отчаяния – все! Я стою в безбрежной, абсолютно темной пустоте, как в океане! Разве что соль под ногами твердая…
Стискивая зубы, вставил батарейки в фонарик и посветил назад – луч рассеялся, не достав стены (а она всегда проблескивала от света или переливчато мерцала). Но ведь всего сто шагов назад мой «эхолот» точно отбивал ее!
А если я давно утратил эту способность – чувствовать препятствия, и давно иду неведомо куда? Я аккуратно, след в след, развернулся и пошел, стараясь точно идти своим невидимым маршрутом, отмерил сто шагов и послушал стену – пустота! Иногда я начинаю пугаться, суетиться, часто дышать и озираться, готовый бежать. И побежал бы, не сползи с опущенного плеча ружейный ремень. Я успел перехватить автомат у самой земли и ощущение оружия в руках на миг остановило «мандраж».
Не отдавая себе отчета, не думая, передернул затвор и выстрелил от живота. Вспышка у ствола ослепила, звук громыхнул над головой, усиленный многократно, однако сквозь все это я различил характерный, звенящий напев рикошета.
И капель вмиг прекратилась…
Впереди стена!
Было желание проверить еще раз и хотя бы примерно определить расстояние, но ясность сознания вернулась вместе с чувством осторожности: говорят, в пещерах опасно не то, что стрелять, а даже громко разговаривать, особенно когда не знаешь, какая кровля над тобой. Резонанс от выстрела может обрушить свод, и если от первого ничего не полетело сверху, то это чистое везение, от второго может и полететь…
По направлению выстрела я прошел всего двадцать два шага и, внезапно запнувшись, упал на откос стены.
И когда отлежался, внутренне посмеиваясь над своими страхами, решил не надеяться больше на свои «сверхъестественные» чувства, а идти дальше только вдоль ее подошвы, в прямом контакте. Конечно, это намного затрудняло движение, вдоль стены почва была не ровной, с завалами глыб и камней, скатившихся вниз, и все-таки я больше часа никак не мог оторваться от нее и отойти хотя бы на сажень. Потом немного успокоился и пошел зигзагами, щупая ногами стену через каждые пятьдесят шагов.
А «эхолот» все-таки работал, поскольку окончательно оправившись от момента паники, я снова начал чувствовать препятствия не только ногами. Правда, и звук падающих капель снова появился, отчего я инстинктивно поднимал лицо вверх, хотя никакой влаги тут не было и быть не могло. Потом начало казаться, что преграда не только справа от меня, но еще и слева, причем, чуть ли не с каждой минутой прослушивается явственнее. И когда расстояние между стенами выровнялось, рискнул, отошел от своей и не ошибся: я уже давно находился в галерее!
Вставил батарейки, на несколько секунд включил свет – труба почти круглого сечения, очень напоминающая тоннель метро. Разве что стены не чугунные и пыльные, а голубоватые, искристые, с выпирающими молочно-белыми желваками вверху и продольными полосами внизу. Чистота, как в операционной – и ни малейшего движения воздуха.
Это уже результат! Я потушил свет и начал развинчивать фонарик, однако зрительная память в самый последний миг выхватила и отложила еще какую-то неясную и неестественную для такой обстановки деталь.
Что-то еще находилось в этой трубе, причем, в нижней ее части, среди неясных полос, и сильно отличалось по цвету и форме: все округлое, а это вытянутое и объемное.
Ну вот, начинаются галлюцинации – первый признак обезвоживания организма. Но я все-таки включил фонарь и отчетливо увидел самый настоящий силовой кабель, растянутый невысоко от пола и уже врастающий в пушистую соль. Если ее ионы, которыми насыщен воздух, притягиваются к изоляции, значит, под ней идет ток.
Меня не особенно-то шокировала взрывчатка, заложенная ниже шахты недалеко от входа в подземелья, поскольку такое саперно-техническое оснащение было понятно: в случае, если туда проникнут какие-нибудь «каркадилы», кто-то крутанет взрывную машинку и встряхнет гору, навечно замуровав вход. Но откуда здесь, на такой глубине, самые настоящие коммуникации? И зачем? Неужели и сюда забралась оборонка? В принципе, здесь можно пересидеть любую ядерную катастрофу, если Гои пережили оледенение некогда цветущего, субтропического Севера. Была бы только вода!
